Я вспомнила слова, сказанные им перед отъездом из Апалачиколы, и скрестила руки на груди.
– Несмотря на то что я «самый эмоционально искалеченный» человек из всех, кого вы знаете?
Я с удовлетворением отметила, как он по-бледнел.
– Простите меня за те слова. Хотя в них и есть доля правды. – Он тронул меня за руку. – Я не имел права говорить вам такое, потому что и сам пострадал не меньше.
Я дернула рукой, отстраняясь от него.
– Ну а меня вполне устраивает быть эмоционально искалеченной.
– Разве? И вы не тоскуете по Мейси? Или по Бекки? Или по той части вашей жизни, которую оставили в родном городе?
– У вас нет никакого права… – начала я.
Он меня перебил:
– Я звонил Брайану. Помните, вы заявили, что я не смогу этого сделать? Я извинился, что не дал ему возможности сказать мне то, что он хотел.
– И он сказал вам это?
Джеймс кивнул:
– Попросил у меня прощения.
– И вы простили его?
– Да. По крайней мере, стараюсь простить. Но вся моя боль и злость внезапно исчезли. Они больше не имеют надо мной власти. Я ощутил себя свободным.
– Я рада за вас. Честно, очень рада. Только если вы пришли сюда, чтобы убедить меня просить у Мейси прощения…
– Нет. Я пришел не за этим. – Джеймс вновь одарил меня своей сокрушительной улыбкой. – Кэролайн говорила мне, когда я был маленьким, что если я хочу чего-то, то должен попросить. Вот почему я здесь. Я хочу попросить вас позволить мне провести некоторое время с вами. Чтобы мы получше узнали друг друга. И не приехал бы, если бы не верил, что вы испытываете такие же чувства.
Он коснулся рукой моего подбородка и большим пальцем стер влагу на моей щеке.
– Я не могу… – Я развернулась, чтобы уйти. В моей голове зазвучали слова Кэролайн. Начинать все сначала можно снова и снова. Солнце встает каждый день. Если ты ежедневно делаешь одно и то же, твоя жизнь не меняется.
А может, мне нравится ничего не менять?
– Нет, – сказала я, мотая головой. – Слишком поздно. Я здесь счастлива. И довольна своей жизнью.
И я побежала от него, едва не угодив под колеса велосипеда, потому что не видела ничего сквозь слезы. Я пробежала всего пару метров, когда мой телефон зазвонил. Зря я купила наручный чехол для мобильного. Достают даже на пробежке.
Мейси Сойерс. Не представляю, зачем я вбила в память телефона ее фамилию. Как будто не достаточно только имени. Неужели что-то стряслось?
Я едва узнала голос сестры. Такой тоненький, как в детстве, когда она боялась грозы. И сдавленный от сдерживаемых слез.
– Бекки и Берди пропали!
– Пропали? Что значит пропали?
– Их нет! Я пришла разбудить Бекки, чтобы отправить ее в теннисный лагерь, а кровать пуста! И Берди нет в спальне! Вряд ли они ушли далеко – чемодан с вещами Бекки так и стоит у двери. Нет ее кролика – той игрушки, что ты подарила, с кармашком на животе. Больше она с собой ничего не взяла.
– А телефон?
– Нет. Она отдает его мне каждый вечер перед сном, он все еще у меня.
– Есть идеи, куда они могли пойти? Она оставила записку? Может, пошла к подруге?
– Нет и нет. Ее нигде нет. А Берди… что-то изменилось в ней. Я нашла ее вчера на чердаке. Она сидела у раскрытого сундука, и у нее в руке была крышка от чайника.
– Бекки испугалась из-за Берди?
– Нет. Мы уложили Берди в постель, и я оставалась с ней, пока она не заснула. Я заглянула к Бекки, потом пошла спать. Мы, кажется, вчера даже не ужинали. – Мейси всхлипнула. – Я обещала сводить ее на ужин в кафе. Как думаешь, могла она обидеться из-за того, что я об этом забыла?
– Нет, Мейси. На Бекки не похоже. Тут что-то другое. Ты позвонила Лайлу?
– Нет, – ответила она, словно удивившись вопросу. – Мне следовало ему позвонить, да? Просто ты всегда первая, о ком я думаю, когда возникает проблема…
Вряд ли она сама осознала значение своих последних слов. Только сильная тревога могла заставить ее это признать.
– Положи трубку и сразу же набери Лайла. А я бегу к машине и еду к вам прямо сейчас. Если найдешь ее или что-нибудь узнаешь, звони мне на мобильный. Хорошо?
Мы быстро распрощались, и Мейси нажала «отбой». Руки у меня так дрожали, что я попала пальцем в красную кнопку только с третьего раза.
– Что случилось?
Джеймс стоял рядом.
Я поняла, что дышу мелко и часто, и позволила ему проводить меня к скамейке и затем держать руку на моем плече, пока я стояла, наклонившись, прижав лоб к коленям. Но только на пару секунд, чтобы выровнять дыхание. Я выпрямилась, дожидаясь, когда голова перестанет кружиться.
– Бекки и Берди пропали. Мне нужно ехать домой.
– Я поеду с вами, – сказал он, словно знал, что я собиралась его об этом просить. – Предложил бы повести машину, но не умею.
Несмотря ни на что, я улыбнулась.
– Знаю. Зато вы умеете пользоваться мобильным телефоном. Будете держать связь с Мейси и Лайлом, пока я за рулем.
Мы быстро зашагали к выходу из парка. На секунду я остановилась, положив ладонь на его руку.
– Это ничего не меняет. Между нами, я имею в виду.
– Знаю, – спокойно ответил он. – Просто хочу вам помочь.
Я встала на цыпочки и быстро поцеловала его в щеку. И сразу пожалела, ощутив, как горячо стало губам.
Глава 38
«Не подходите к пчелам
Иначе как с добром.
Там, где врут, пчелы мрут,
Там, где злятся, – вянут.
Будь им рад, будь им брат,
Пчелы не обманут».
Редьярд Киплинг.
Из «Дневника пчеловода» Неда Бладворта
Джорджия
Мы доехали до Апалачиколы за рекордные четыре с половиной часа, сделав лишь одну остановку – заправили машину и купили кофе. Джеймс что-то съел, а я даже думать не могла о еде. Я давила ногой на газ и так сжимала руль, что побелели костяшки пальцев. Мне была необходима поддержка, кто-то рядом, кто сумел бы меня немного успокоить, не нарушая моего одиночества. Джеймс, словно все понимал, легонько сжимал мою руку, когда я опускала ее на сиденье, чтобы восстановить кровообращение. Я вспомнила о его жене, Кейт, и, глядя на мелькающие за окном пейзажи, спрашивала себя – вспоминала ли она о нем в последние секунды, жалела ли, что уже давно его потеряла.
Джеймс постоянно звонил Мейси и Лайлу и пересказывал мне их разговор. К сожалению, они не сказали ничего обнадеживающего. Ни записки, ни свидетелей – никто не видел пожилую женщину и маленькую девочку, идущих ночью по улицам Апалачиколы. Нет даже причины, по которой они ушли. По крайней мере, нам эта причина неизвестна.
