Грубая шерстяная ряса с капюшоном промокла от пота и немилосердно колола тело. Обливаясь потом на влажной жаре, монах-американец тащил по каменным ступеням из подвальной монастырской прачечной бак с выстиранным бельем. Костяшки на правом кулаке были разбиты в кровь и ныли. Монах старался вести себя как обычно, но вчерашнее происшествие наполняло его чувством вины.
После утренних молитв брат Петр собрал белье с гостевых кроватей, выстирал полотенца, простыни и наволочки и развесил сушиться. Здесь, в Симонопетре, монастыре на вершине скалы, гордо высящейся над лазурным Эгейским морем, строго соблюдались старинные традиции приема гостей. Всех, кто приезжал в монастырь, кормили и укладывали спать – на одну ночь; на следующий день им предстояло отправляться в соседний монастырь, в нескольких километрах пешего хода по горным тропам.
По лабиринту темных и узких коридоров брат Петр добрался до гостевой спальни и вошел. Голые стены, ряды железных кроватей, крохотные оконца, утопленные в массивных каменных стенах – все здесь создавало мрачное ощущение: как в тюрьме. Из общей безрадостной картины выбивался лишь пейзаж за окнами – необъятное, сверкающее всеми красками море в нескольких сотнях футов внизу. Порой, в жаркие и душные дни, брата Петра охватывало греховное желание разбежаться и прыгнуть туда вниз головой. Однако купание считалось удовольствием, а в этом суровом краю, где Пит намеревался провести остаток жизни, об удовольствиях не могло быть и речи.
Электричество включали лишь на несколько часов в день. Радио и телевизор были под запретом, связи с внешним миром строго ограничены. Монах, допущенный к постоянному проживанию на Афоне, не мог покинуть монастырь без дозволения настоятеля.
Первый из двадцати нынешних монастырей вырос на этом гористом полуострове на севере Греции тысячу двести лет назад – около 800 года. И еще дольше – восемнадцать столетий – обитатели сурового края исповедовали православие. Ныне автономное монашеское государство Святой Горы подчинялось непосредственно Вселенскому патриарху Константинопольскому. Здесь было семнадцать греческих монастырей, один русский, один сербский и один албанский. Все монахи хранили обет молчания: заговаривали друг с другом только по важным вопросам и только с позволения настоятеля.
Отделенный от материка непроходимой горной грядой, Афон был отрезан от мира. Единственным средством связи с ним оставался паром, приходящий из Фессалоник. Посетители Святой Горы подчинялись строгим правилам. За тысячу двести лет существования монастырей лишь единожды на святую землю ступила нога женщины. От визитеров требовалось предварительно посетить Афонское бюро в Фессалониках, где их, помимо всего прочего, осматривали – выясняли, нет ли переодетых женщин. Запрет распространялся и на самок животных – собак, кошек, коров и прочих. Исключение делалось для кур-несушек.
Брата Петра все это вполне устраивало. Высокий и тощий, бритый наголо, с густой бородой, уже много лет жил он на Афоне в мире и покое, исполняя свое послушание – принимать гостей и заботиться о них. В те годы, когда он сюда приехал, монахов и в этом монастыре, и в соседних немало беспокоило сокращение их численности. Дошло до того, что, когда умер предыдущий настоятель – за несколько лет до приезда Пита, – в монастыре не хватило монахов, чтобы нести его гроб. По счастью, Бог пришел на помощь, и за последнее десятилетие число монастырских насельников увеличилось с двух до двадцати пяти – за счет новичков вроде Пита, бежавших из шумного суетного мира, дабы посвятить жизнь служению Богу.
Афонские монастыри не рекламировали себя, не рекрутировали монахов. Численность их пополнялась лишь одним способом: некоторые посетители монастырей, очарованные простотой и суровостью афонской жизни, высказывали желание остаться. Так случилось и с Питом. Он приехал сюда по приглашению кузена – и, едва ступив на святую землю, понял: Господь велит ему остаться.
Дни текли мирно и спокойно, в трудах и молитвах, а глубокая преданность Богу помогала не замечать лишений и тягот – будь то изнурительная летняя жара или морозные зимы. Обычно Пит вставал в два часа ночи, шел в часовню и молился до половины седьмого, когда колокол созывал монахов в трапезную – шесть дней в неделю, ибо в воскресенье они не вкушали пищи. Завтрак, состоящий из сыра, листьев салата, рыбы и белого вина, проходил в молчании, прерываемом мерным чтением: настоятель или кто-либо из его помощников читал Евангелие или творения Святых Отцов.
После завтрака Пит молился до девяти утра, а затем шел на работу: готовил келью к приезду гостей, застилал кровати, при необходимости стирал белье. Потом снова молился. Затем – вечерняя трапеза, снова из сыра, салата и вина; и, помолившись еще, в десять вечера он ложился в постель.
Чтобы поговорить с Питом, гостям надлежало получить благословение настоятеля; как правило, он разрешал пятнадцатиминутную беседу после вечерней трапезы. Брат Петр предпочел бы не разговаривать ни с кем, но принимал это послушание смиренно, зная, что через него Господь может направить кого-то из гостей на путь истинный. Как правило, приезжали сюда глубоко благочестивые люди, желающие своими глазами увидеть прославленное святое место. Реже – страдающие и отчаявшиеся искатели Бога, те, кто оплакивал смерть любимых, искал исцеления от неизлечимых болезней, стремился избавиться от какого-нибудь тяжкого груза на совести. Несчастные, ищущие понимания и утешения.
Однако вчерашний гость оказался необычным – и после беседы с ним брат Петр, смущенный и пораженный стыдом, всю ночь на коленях молил Бога о прощении. Это был американский журналист, ядовитый скептик, получивший пятидневную визу на полуостров. Высчитав, что брат Петр молится шестнадцать часов в сутки, американец спросил, не надоело ли ему это занятие.
– Случается, – ответил Пит. – В любой работе бывают скучные моменты.
– Так молитва для вас – вроде работы? – снисходительно поинтересовался журналист. По его голосу ясно чувствовалось, что думает он обо всех этих «суевериях».
– Угу.
– О чем же вы молитесь?
– Я молю Бога о спасении мира от бедствий. О том, чтобы в Сирии и в Ираке наконец наступил мир, чтобы «Боко Харам» в Нигерии прекратили преследовать детей, о помощи жертвам землетрясений в Японии, Италии и других местах, где происходят катастрофы. О том, чтобы никого в мире не преследовали за веру.
– У вас здесь нет ни радио, ни телевизоров, да и газеты сюда не ходят, – допытывался журналист, – как же вы узнаете, что происходит во внешнем мире?
– Нам рассказывает Бог, – просто ответил брат Петр.
– И вы в это верите?
– Безусловно. Кто не верит, тот не может быть монахом.
– И у вас не бывает сомнений?
– С чего мне сомневаться? И в чем? Когда вы отдаете себя на служение Богу, Он сам начинает заботиться о вас и о ваших сомнениях.
– Хорошо. Но если вдруг окажется, что Бога нет – выйдет, что вы потратили жизнь зря?
Пит взглянул на часы. Слава Богу, пятнадцать минут, отпущенные настоятелем для беседы, подходили к концу.
