Энхолт-Сперри улыбнулся мудрой и грустной улыбкой.
– Поэтому вы и стали избранным.
И протянул ему через стол клочок бумаги, очень похожий на тот, что Хантер получил от Кука.
Еще один набор координат.
25°44′47.1264»N, 32°36′19.1124»E.
А за ними – одно лишь слово: «Хатем».
– Вы уже выяснили, что это за место? – спросил Росс.
– Разумеется, мистер Хантер. Египет, Долина Царей. Храм царицы Хатшепсут.
– А слово «Хатем»?
– Мистер Хантер, разгадывать загадки вам, а не мне.
– В школе я немного играл в шахматы, – заметил Росс, – а вот разгадывать головоломки никогда не умел и не любил. Однако знаю человека, который сможет мне помочь.
Роберт Энхолт-Сперри улыбнулся ему светлой улыбкой верующего. Улыбкой человека, идущего по жизни со знанием, что после всех земных передряг ему уготовано место в раю.
– Мистер Хантер, вы посланы нам во спасение. Те фотографии, что вы мне показали, ясно об этом свидетельствуют. Просто верьте в себя – так же, как верит в вас Господь.
Глубокая и искренняя вера, звучащая в голосе и читающаяся во взгляде старика, поразила Росса. На миг он задумался о том, что даже завидует ему. Как же, должно быть, просто живется, когда веришь в Бога! Можно во всем положиться на другого, бесконечно более могущественного и мудрого, чем ты сам. Отдать ему ответственность за свои поступки. Обращаться к нему, когда мучает совесть. «Господь всемогущий, прости, что я наорал на соседского кота. Нечего было ему гадить у меня в саду! И прости, что обозвал того кассира на станции кретином, – он ведь действительно кретин! Я больше так не буду, я стану кротко нести твое слово любви!..»
– Откровенно говоря, – ответил Росс, – я сомневаюсь, что я тот, кто вам нужен. Видите ли, много лет я вообще ни во что не верил.
– Пока не услышали голос своего брата Рикки.
– Об этом вам Гарри Кук рассказал?
– Неважно, кто рассказал. Важно то, мистер Хантер, что теперь вы знаете. Глубоко в сердце вы знаете, что Бог существует. И теперь у вас есть выбор. Можете выйти отсюда, уехать на поезде домой – и забыть выжившего из ума старика с его болтовней. Отмахнуться от меня так же, как едва не отмахнулись от Гарри. Но этого вы делать не станете, верно? В конце концов, вы журналист и, вцепившись в интересную историю, уже не выпустите ее из рук. В худшем случае, у вас будет о чем написать статью в какой-нибудь таблоид. А в лучшем… – Он выдержал многозначительную паузу. – Сможете ли вы прожить остаток жизни с мыслью, что могли вернуть человечество на правый путь – и не сделали этого?
Росс пожал плечами.
Поверенный открыл ящик стола, достал оттуда толстый конверт и протянул его Хантеру.
– Гарри распорядился, чтобы я передал этот конверт вам – в случае, если с ним что-либо произойдет.
– Что это?
– Десять тысяч фунтов наличными. На расходы.
– Что?
– Возьмите.
– Нет, я не могу!..
– Можете, – уверенно ответил Энхолт-Сперри. – Решите выйти из игры – вернете. Но мне почему-то кажется, что вы не выйдете из игры. Возвращайтесь, когда узнаете, что хранится во втором тайнике. И после этого – когда вы докажете, что вам можно верить, и уверуете сами, – я вручу вам третий набор координат. Так распорядился Гарри Кук. Третьи координаты указывают место Второго Пришествия Христова. Можете поверить мне, мистер Хантер, – или можете выйти отсюда и обо всем забыть. Выбор за вами.
Глава 42
Четверг, 2 марта
Дом в тюдоровском стиле, стоявший в конце тупика в районе Уолтхэмшоу, в Восточном Лондоне, выглядел мрачным и почти необитаемым. Все окна, и на первом этаже, и наверху, были задернуты плотными черными шторами; сколько помнили соседи, шторы эти никогда не отодвигались. На стенах облупилась штукатурка, оконные рамы давно нуждались в чистке и покраске. Садик перед домом зарос буйными сорняками.
Единственными признаками, что в доме все-таки живут, оставались регулярные появления курьеров с пакетами из интернет-магазина продуктов «Окадо», ежедневная доставка арабских газет, да еще, время от времени, визиты гостей, чаще всего в традиционных мусульманских одеяниях. Того, чтобы хозяин дома когда-нибудь выходил на улицу, никто из соседей не припоминал.
На втором этаже этого мрачного дома, в задней комнате, погруженной в полумрак, сидел слепец пятидесяти шести лет, бритый наголо, с длинной седеющей бородой. Звали его Хуссам Удин. Пятнадцать лет назад он был брошен в тюрьму по ложному обвинению в связях с «Аль-Каидой» – и вышел оттуда слепым и изуродованным: сокамерники-мусульмане облили его кислотой.
«Преступление» Удина, по мнению единоверцев, состояло в том, что, родившись мусульманином, он не признавал насилия, открыто выступал против терроризма, к которому скатились некоторые направления в исламе, и выражал озабоченность тем, что так мало имамов осмеливаются выступать против религиозного насилия публично.
Имя его означало буквально «Меч Веры». Но несмотря на это – и на свои испытания, – Хуссам Удин не утратил веры в возможность мирного сосуществования между людьми разных вер. Выйдя из тюрьмы, все свои силы, всю мудрость посвятил он проповеди мира.
Семь лет назад, благодаря усердной работе адвоката из «Эмнести интернешнл», Удин был оправдан и вышел на свободу. Вместе с женой он поселился в доме, превращенном в крепость, и жил здесь в постоянном страхе за свою жизнь. Целыми днями читал Коран, напечатанный брайлевским шрифтом, и надиктовывал статьи, в которых показывал, что, несмотря на заявления ИГИЛ и тому подобных групп, на их толкования Святой Книги, в действительности ислам проповедует терпимость и мир. В том числе терпимость и к неверующим.
Вскоре после освобождения Хуссама Удина «Санди таймс» отправила Росса взять у него интервью, и этот мудрый, проницательный человек произвел на журналиста глубокое впечатление. Поразило его и то, что Хуссам не держал зла на тех, кто его искалечил, и то, что остаток жизни готов был посвятить развеиванию западных мифов о вере, которую сам уже не разделял, но продолжал относиться к ней с глубоким уважением.
– Вот что вам нужно понять, мистер Хантер, – сказал ему Удин при первом разговоре. – В христианстве, как и в иудаизме, если у вас есть сомнения, вы вольны сами выбирать свой путь. В этих религиях человек, можно сказать, по умолчанию скорее неверующий и к вере приходит сознательно. В моей религии все иначе. Мусульманами мы рождаемся; это данность, от которой не уйти. Мусульманина бессмысленно спрашивать, что значит для него верить в Бога. Правильный вопрос другой: что означает для мусульманина в него не верить?
Возвращаясь домой со встречи с чудаковатым бирмингемским поверенным, Росс решил заглянуть к этому человеку. Хуссам встретил его как старого друга и усадил в кабинете, заваленном аудиокнигами и кассетами; его жена Амира принесла печенье и крепкий сладкий кофе.
