— А павлоградцы там будут? — осведомился Витька.
— А как же? Это же их мероприятие, они там главные организаторы.
— Слушай, а можно с ними познакомиться?
— Да не вопрос! Поехали с нами на Вохну. В субботу в клубе собрание, приходите, решим…
— С вами? — Витя задумался. — У нас мундиров нет, ранцев всяких, ружей. Или нам зрителями ехать?
Он кривил душой: ружье у них как раз было. Точнее — французский кавалерийский мушкетон. Приклад, правда, расщеплен пулей, но палит раритет исправно.
— Можно и зрителями. А можно подобрать для вас рабочую форму, поможете. Народу в расчетах всегда не хватает, дело найдется. Предки-то отпустят? А то мы на три дня едем…
II
Реконструкторы
Конец сентября баловал бабьим летом фанатов военной истории, съехавшихся на фестиваль со всей России. Утренний дождик прибил пыль, поднятую сапогами и лошадиными копытами. Воздух над излучиной речки и сосновым бором — прозрачнее хрусталя, и войска, выстраивающиеся на противоположной стороне плац-театра были отлично видны. В пелене порохового дыма мелькали парижские волонтеры в треуголках. На фоне бутафорских изб разворачивались уланы Великого герцогства Варшавского. За мостом, в ивняке, маячили серые с красным ментики Третьего полка.
Избам и часовенке с ярко-желтым куполом предстояло сгореть. Их построили специально для баталии и заранее обложили соломой. Перед обреченной «деревенькой», в траве то тут, то там торчат маленькие, сантиметров двадцати в, фанерные елочки — такими пиротехники обозначили закладки, чтобы кавалерия в пылу потешной баталии не вылетела на взрывы. Такое иногда случалось, и тогда приходилось ловить по всему полю ошалевших от страха лошадей без седоков.
Впрочем, взрывы, огонь — это тоже завтра. А пока пушки палят вполсилы, экономя порох для главного действа.
Офицер «трешек» взмахнул рукой, приподнимаясь на стременах. Клинки разом взлетели: серые не крутили ими над головой, а дисциплинированно взяли «на плечо». Витька знал, что, перейдя на рысь, гусары вытянут сабли вперед — так же, как делали это кирасиры Коленкура в той, настоящей битве…
Вот, сейчас! Ребята уже второй раз наблюдали эту атаку, репетиция шла с самого утра. В лощинке, куда нацелились гусары, колыхалась буро-сизая масса в крестьянских армяках и обшитых мехом безрукавках — павлово-посадские школьники изображали партизан Герасима Курина. Навстречу серо-алым хлопнули редкие выстрелы. «Партизаны» сгрудились, ощетинились частоколом двурогих свежевыструганных вил, фанерных кос, насаженных торчком, бутафорских пик.
Гусары приняли влево и пошли вкруговую, с замаха рубя по выставленным древкам. «Партизаны» пылко кидались на «супостатов», в запале стараясь ткнуть их своими дрынами. От дрючков и рогатин летели щепки.
Чего встали? — рявкнул Красильников. — Давайте, поворачиваем!
Ребята кинулись к пушке. Витька, вместе с Лешкой Долотовым и двумя «артиллёрами» подхватил хобот лафета, Мишка вцепился в спицы колеса. Навалились, крякнули, повернули: двадцатифунтовый единорог, самое большое орудие клуба, весил немало.
— С дороги! — закричали сзади. Витька обернулся и едва успел отскочить — вплотную к батарее проходили кавалергарды. Командир, высоченный дядька с закрученными до висков усами, принял вправо, остановился. Всадники в черных кирасах и белых мундирах выстроили шеренгу; за их спинами развернулись черные с серебром александрийские гусары.
— Вахмистр?
Из шеренги гусар выскочил невысокий, всадник, ладно сидящий на гнедой кобыле.
Кавалергард махнул рукой в сторону серых. Унтер кивнул, вскинул пальцы к киверу.
— Са-а-бли вон! Рысью — марш!
Эх, трубача нет, подумал Витька. А без него — что за атака! Никакого шика. По правилам следовало трубить к галопу, а потом — «марш-марш», и кавалеристы, выставив клинки, пускаются в карьер…
Все это им объяснили вечером, у костра. Ребята слушали, невольно сравнивая собеседников с егерями прапорщика Яковлева, с ополченцами, с раненым драгуном. Результаты, увы, выходили не в пользу современников. Умом Витька понимал, что реконструкторы не виноваты: ни точностью в деталях обмундирования, ни знанием исторических реалий не заменить того, настоящего: ожидания битвы, близкой смерти, готовности пострадать за Отечество. Ну и манера говорить, разумеется: ребята осознали, насколько речь предков отличается от современного языка. Кое-кто из реконструкторов старательно подражал «старорежимной» как манере изъясняться, но разве почерпнутое в книгах и фильмах заменит опыт реальной жизни?
Жаль, не догадались тогда, на биваке включить аудиозапись, сокрушался Витька. Дали бы сейчас послушать — всё польза.
Ему, и правда, хотелось помочь. Кто ж виноват, что это им, двум восьмиклассниками, а не этим увлеченным людям выпало увидеть своими глазами Бородинское поле, настоящее, а не бутафорское сражение?
Репетиция шла своим чередом. Серые, закрутившись вокруг крестьянских «ежей», они не успели сплотить шеренгу и встретить неприятеля. Да и сами «партизане», воодушевленные подоспевшей помощью, кинулись отбивать гусар от строя. Мальчишки окружали «французов» вопящей толпой, и те крутились на месте, отмахивая саблями тянущиеся со всех сторон древки.
Но часть «трешек» все же успели встретить кавалергардов лицом к лицу. Перед самой сшибкой кавалеристы заученно разредили шеренги, и картинно прошли сквозь строй друг друга «гребенкой». Залязгали клинки, серые гусары разворачивали лошадей, чтобы ударить в спину кавалергардам. Но с фланга уже налетели черно-серебряные, прижимая серо-алых к партизанскому дреколью.
Пушка грохнула, выбросив двухметровый столб ватно-белого дыма. Бутафорский заряд был слишком слаб, и единорог, вместо того, чтобы откатиться на несколько шагов и зарыться хоботом в дерн, лишь подскочил на высоких колесах. Витька вспомнил, как отлетали назад тяжелые орудия Курганной батареи, как номера налегали на канаты и гандшпуги, возвращая их на место…
Сейчас этого не требовалось: «артиллёр» опустил ежик банника в ведро с водой, в два движения пробанил ствол. Другой закинул в жерло полотняный мешочек с порохом, добавил туго скрученный пучок травы, заменяющий пыж. Первый номер перевернул свой громоздкий инструмент, и прибойником — деревянным утолщением на обратной стороне банника — туго заколотил заряд в ствол.
Канонир ковырнул протравником — заостренным куском проволоки — в затравочном канале, досыпал пороха из жестяной пороховницы. Лёха Долотов, состоявший в должности фейерверкера, раздувая щеки, дул на фитиль.
— Па-а-а-берегись!
Витька отскочил от лафета. Долотов поднял пальник — жезл, на конце которого, в особом зажиме тлел фитиль, — и вдавил в затравку. Порох вспыхнул, рассыпая искры, пушка в очередной раз прогрохотала — низко, солидно, перекрывая ружейную трескотню, и несерьезные «бабахи» четырёхфунтовок.
— А-а-атставить стрельбу!
