– Итак, теперь Чарли с нами, – процедил Руперт, многозначительно поглядывая на часы, – и мы можем начинать.
– Прости, Рупс, – с небрежной наглостью покачал головой Чарльз. – У меня ланч в «Изабель». Сам понимаешь. – Он подмигнул мне с таким видом, будто мы с ним – банда.
Руперт подошел к двери и хлопнул в ладоши:
– Народ! Давайте собираться! Это Элизабет Тирлинк из «Джентилески». И я очень надеюсь, то есть мы все очень надеемся, что она привезла нам Гогена!
Сотрудники отдела стали заходить в кабинет Руперта, а я открыла свой ноутбук, отметив, что Пандоры среди них не было. Все уже устроились на местах и умолкли, но я еще немного выдержала паузу, чтобы подогреть их нетерпение. Чарльз читал сообщения с телефона, прислонившись к стене.
– Готовы? Благодарю вас! Итак, я владею независимой галереей в Венеции. В прошлом году я проводила экспертизу архивных полотен банка «Сосьете мутуале» в Палермо, и эта картина привлекла мое внимание. – Я вывела на экран первый слайд презентации, непритязательный снимок, который мы сделали вместе с Ли, – наша картина на белом фоне. Все собравшиеся подались вперед, даже Чарльз. – Я сразу же отметила, что…
Я не стала подробно описывать свою радость в тот момент, когда с восторгом поняла, что передо мной – потенциальный шедевр. Такие истории годятся для любителей или для пресс-релизов. Здесь собрались профессионалы, которых интересуют мельчайшие подробности нашего дела, не более того. Четко, практично, бесстрастно – вот как мне стоило вести себя в этом окружении.
Поэтому я сразу перешла к истории полотна, своему расследованию, провенансу. Обрисовала работу, которую проделала Марианджела, добавив, что она работает в той же технике снятия лака, которую использовал Музей Гетти в Нью-Йорке при экспертизе «Королевского конца» Гогена. Все вежливо рассмеялись, услышав историю о томатном соусе, с умным видом покивали, когда я говорила о дендрохронологической экспертизе. Я рассказала об анализе состава красок, о корреляции с творческим процессом Гогена. Не запинаясь, четко, уверенно – все, как я мечтала когда-то давно, работая в этом самом здании. Я мечтала выступать перед этими людьми, чтобы они внимательно и с уважением слушали то, что я говорю. Глядя на их лица, я наблюдала за их реакцией, смотрела, как их надежда постепенно превращается в веру, как в них возникает страсть, самый важный элемент любого дела, потребность поклонников искусства верить. На последнем слайде моей презентации была цитата самого Гогена:
Источник моего творчества – в моей голове, и больше нигде. Я обладаю силой, потому что другим людям никогда не сбить меня с курса, потому что я всегда делаю то, что во мне есть.
– Разумеется, – добавила я под конец, одарив Руперта самым смиренным взглядом Мадонны, на какой только была способна, – настоящие эксперты здесь вы, и вам решать, верны ли… мои предположения. Ради всех нас искренне надеюсь, что так и окажется. Спасибо за внимание!
Присутствовавшие громко зааплодировали, а я скромно потупилась. На несколько волшебных секунд я и сама практически поверила в свою историю. Даже вселенная решила мне подыграть, и за окном, над площадью Сент-Джеймс, появилась радуга. Победа, триумф, отмщение. Вот только как и почти все в твоей жизни – это невероятный обман.
Извинившись, я вышла в туалет, не забыв спросить, где он находится. Учитывая все вводные, я не удивилась бы водяному экрану, отсутствию разделения на мужской и женский туалеты и уборной в японском стиле, но на самом деле в женском туалете до сих пор был привычный ряд знакомых мне кабинок. Из-за одной из закрытых дверей я услышала чей-то плач. Сдавленные всхлипывания и рыдания, кто-то явно пытался успокоиться, но чувства брали свое, и истерика не прекращалась. Это были слезы ярости. Наверняка Пандора. Я провела достаточно времени, пытаясь сдержать свою ярость в этих кабинках, чтобы узнать звуки, которые издает женщина, о которую вытер ноги Руперт. Поэтому я решила задержаться у раковины и подождать, пока она не выйдет.
– Дела любовные? – спросила я, не отводя глаз от собственного отражения в зеркале.
– Ой, мисс Тирлинк! – вздрогнула девушка. – Прошу прощения, я что, пропустила… Черт! – Из глаз снова полились слезы, она отвернулась и принялась ожесточенно тереть глаза.
– Не желаете выпить чашечку чая? У меня есть пара минут. Можно пойти в «Краун-пассаж». Выйдем с черного хода?
Она подняла на меня покрасневшее лицо с размазанной косметикой и тихо ответила:
– Спасибо, я с удовольствием.
– Сначала приложи вот это к глазам. – Я протянула ей смоченное холодной водой бумажное полотенце. – Пойду попрощаюсь, встретимся прямо там.
Руперт долго тряс мою руку своими потными лапищами на ступенях лестницы аукционного дома:
– Замечательная презентация, мы под впечатлением! Разумеется, мы проверим все сведения, а потом за работу возьмутся эксперты!
В кафе в «Краун-пассаже», через дорогу, было нечем дышать от запаха жира и неожиданно жаркой для Лондона погоды. Я поставила на стол две белые керамические кружки с толстыми стенками и булочку с изюмом. Пандора выковыряла пригоревший изюм из корочки и отодвинула тарелку в сторону.
– Отличный ход! Эту булочку испекли, наверное, когда Руперт был еще ассистентом…
– Руперт…
– Значит, дело не в любовных делах? Мальчики-девочки тут ни при чем?
– Ни при чем, просто сегодня утром кое-что случилось.
– Я не хочу лезть не в свое дело, но вы были так расстроены… – Спрашивать я ничего не стала, лишь с сочувствием посмотрела на нее.
– Все в порядке, – несколько агрессивно сказала она, убирая с лица пряди растрепавшихся волос, и сделала глоток чая. – Простите, мы ведь с вами даже не знакомы. Вы, наверное, считаете меня полной дурой.
– Я умею хранить тайны.
– Мисс Тирлинк…
– Элизабет.
– Элизабет, у вас своя галерея, так?
– Да, «Джентилески».
– Понимаете, когда-нибудь и мне хотелось бы этого. Просто для этого надо еще немного поработать в аукционном доме. Но сегодня утром…
Я видела, что она хочет все рассказать, довериться мне, но вместе с тем ей не хочется ударить в грязь лицом в профессиональном отношении. Приглядевшись к воротнику черного костюма, я заметила небольшой шов в месте, где ткань, судя по всему, недавно порвалась. У меня сжималось сердце, когда я смотрела на эту девочку.
– Пандора, а сколько вам лет?
– Двадцать пять.
Всего на четыре года моложе меня, но по сравнению с ней я казалась себе древней старухой.
– Когда я была приблизительно в твоем возрасте… – Господи, да я еще и говорю как старуха! – у меня возникли проблемы с одним клиентом. У тебя тоже что-то в этом роде?
– Да. Руперт попросил меня поехать… поехать на вызов.
