В общем, к приезду бойцов «Погранца» и Зераха, отработавших в городе, аэродром был наш. Самолёты стали садиться порознь на рассвете. У каждого самолёта был свой отдельный капонир, в который, не глуша двигатели, лётчики загоняли самолёты. Это были даже не капониры, а отдельные, прикрытые сверху маскировочными сетями ангары. Здесь самолёты будут заправляться, охрана будет отдыхать, не отходя далеко от них, и отсюда же самолёты направятся дальше по маршруту.
* * *
Вот интересно, хоть кто-нибудь когда-нибудь обосра… обгадившегося парашютиста видел? А сразу четверых и шестерых обосса… обмочившихся вдобавок? Вот и я до этого не видел. Причём это ни в каком месте не новобранцы, а мужики с реальным боевым опытом.
Что «ха-ха»? Отсидите несколько часов в темноте, в тесноте, в холоде, в тряском самолёте, в напряжённом ожидании, в полной боевой выкладке, а потом вместо такого долгожданного туалета некие оборзевшие до последней крайности хулиганы неожиданно выкатят вам прямо под ноги светозвуковую и газовую гранаты последнего поколения. Вот после этого и глянем, чем воняет это «ха-ха». То, что парашютистам под ноги на входе выкатили, это ни разу не «ха-ха»!
Разглядывая трупы охранников, я понимал, что без светозвуковых и газовых гранат трупами были бы все мы. Все пятьдесят семь охранников были очень серьёзными бойцами. А нет. Пятьдесят три, вот эти вот четверо, сопровождающие груз, – форма под десантным камуфляжем другая.
Ещё было двадцать шесть пассажиров. Семеро из них остались в живых, но это им просто повезло, что по этому самолёту работали мы с «Лисом» и «Хаски». Пусть «Рубик» потом пилотов расспросит и документы глянет. Пилотов, кстати, почти всех взяли живыми, у них с десантниками форма разная, проще было сортировать при захвате.
Вместе со светозвуковыми гранатами мы закатили гранаты с боевой химией и взяли всех тёпленькими. В смысле, тоже обгадившимися и обмочившимися. Физиология-с. Несмотря на то что охранники из специального парашютно-десантного батальона СС прошли жесточайший естественный отбор, выжив в десятках специальных операциях, естественные физиологические реакции организма у них никуда не делись. Только на это мы, прорабатывая захват самолётов, и рассчитывали. Что делать? Побочный эффект у светозвуковых гранат именно такой.
Это очень страшно, когда в замкнутом пространстве раздаётся грохот, по сравнению с которым глас божий это шёпот младенца, а вспышка через глаза освещает прямую кишку. Тебе нечем дышать, ты не можешь видеть. Именно не можешь видеть. Глаза могут быть и открыты, но боль от вспышки безумная, кажется, что у тебя лопнули глаза. Ты оглушён, и изо всех отверстий твоего организма непроизвольно течёт различная жидкость. От такого незабываемого коктейля легко можно оглохнуть, обгадиться, обмочиться, показать окружающим, чем ты поужинал, и зарыдать одновременно, размазывая сопли и слёзы по собственному лицу.
Хорошо, что самолёты прилетели порознь, а у охранников и пилотов схожие инструкции: покидать самолёт только после полной остановки двигателей. А то имели бы мы все бледный вид. Приблизительно такой же, как у двоих ребят «Погранца», вылезших прямо под очередь из бортового пулемёта, чудом выжившего контуженого и ослепшего стрелка.
Стрелок судорожно вцепился в пулемёт при взрыве гранат, влупил очередь наобум и убил двоих восемнадцатилетних мальчишек, разрезав одного из них очередью чуть ли не пополам. Голова, плечи с руками, ноги и тазобедренные кости остались, а то, что в середине, в кровавую пыль превратилось. На этом самолёте почему-то стоял не стандартный MG-15, а крупнокалиберный американский «Браунинг М-2». Такими нестандартными пулемётами были вооружены все самолеты, прилетевшие на аэродром. Причём на «девяностых» «Юнкерсах» пулемётов было по четыре штуки, по два на каждом борту, а стрелками при надобности были десантники.
Помимо везучих пассажиров, пилотов и штурманов со стрелками удалось захватить живыми четверых парашютистов и тяжело раненного в ногу сопровождающего. Я не давал отдельной команды брать упырей живыми, все и так знают свою работу. Основным приказом был захват целых и невредимых самолётов и пилотов со штурманами. Самолётов прилетело четыре штуки, это было обычное количество, просто прилетели они с разных направлений и в разное время. Ещё два самолёта стояли отдельно. Это были связной «Шторьх» и «пятьдесят второй» «Юнкерс», видимо с берлинского маршрута.
Поглядывая на них, я недовольно щурился. В принципе, у меня была запасная пара пилотов, но они с нами уже давно, и я хотел бы забрать их с собой. Пилотов этих двух самолётов предсказуемо случайно перебили ещё ночью, вместе с охраной и обслугой аэродрома. Вот теперь мне предстояло крепко подумать и срочно вызвать на связь Елагина и Смирнова, но я сделаю это после того, как разберу всё, что мы захапали в этот раз.
* * *
Вот прошло-то всего чуть больше часа, а жить хочется всё больше и больше. И хочется, и колется, и мама не велит. Сижу и думаю, как и рыбку съесть, и косточкой не подавиться, а промежуточный вариант всем нам маячит со всей очевидностью. Причём мы можем здорово позавидовать всем упырям, посаженным нами на кол.
Нет. Скажу «Лису», пусть сам решает, но идея хорошая. Одна голова хорошо, а полторы лучше, моя контуженая бестолковка вполне пойдёт за полголовы. Впрочем, «Лису» наверняка тоже неоднократно по голове доставалось. Одна голова на двоих – это сильный недобор. Жаль, Малышева нет, он бы мне весь расклад нарисовал.
Что мне теперь делать, я даже не представляю. Допросив выживших пассажиров, мы с «Рубиком» подвисли на пару. Причём «Рубик» до сих пор в себя прийти не может. Вон он сидит в сторонке, отходит. Нехило его допросом контузило, и ведь ни с кем поделиться не может такой-то радостью. Я категорически запретил.
За одного такого «языка», возьми он его в одиночку, Звезда Героя Советского Союза, как с куста. Таких «языков» здесь четыре с половиной, если Бремера считать за половинку. Товарищ Бремер, на минуточку, подполковник СС, но по сравнению с этими четверыми он несмышлёный мальчишка из песочницы. Вот только как их за линию фронта живыми доставить?
Как же проще моим бойцам. Задача у них простая, как мычание. Раздеть фрицев, загрузить живых стиркой одежды и контролировать процесс, периодически вваливая пленным прикладами по хребтине, чтобы не расслаблялись. А здесь сиди и думай, как свалить отсюда, чтобы уже через сутки не зажмуриться, причём всем отрядом «вместе взятыми».
Куда я там хотел? В Норвегию? Это, на минуточку, вообще единственный выход. Вот только аэродром в Норвегии охраняется таким же взводом парашютистов, сослуживцев невинно убиенных нами на этом аэродроме и в самолётах. То есть они друг друга знают, и появление чужих людей из самолётов не прокатит. Единственная дорога в гавань идёт мимо недавно организованного концлагеря с какой-то нехилой стройкой, но не это главное.
Главное во всей этой истории то, что всех пассажиров, которых мы сдуру взяли живыми с «Лисом» и «Хаски», надо везти в Москву. Довезти их надо обязательно живыми и невредимыми, сдувая с них пылинки и обмахивая веером, чтобы не перегрелись.
