Неужели это моя красивая самоуверенная сестра? Стройная прежде фигурка обросла слоями жира. В серой вязаной кофте Китти походила на неухоженную пятидесятилетнюю женщину, не на девушку двадцати шести лет. Одна рука неестественно вывернута и не слушается, вторая в гипсе. Лицо такое же асимметричное, как мне запомнилось: один глаз ниже другого. На мгновение отвожу взгляд, шокированная отвращением, которое испытала.
Но мое внимание привлекли волосы сестры. За то время, пока мы не виделись, они отросли, и Китти сейчас вновь в своем натуральном цвете. Каштановые локоны спускаются из-под шлема, удерживающего кости черепа. Много лет назад я видела через стекло, как ее прелестные осветленные пряди сбрили перед операцией. Может, поэтому я коротко остригла свои? Не только чтобы создать «новую себя», но, по возможности, испытать то же самое? Так родственники пациентов, проходящих химиотерапию, из солидарности бреют голову.
С комком в горле я стараюсь осознать то, что вижу. Изо рта Китти летит слюна, когда она лопочет что-то непонятное. Да, нашу красавицу не узнать.
Однако я постоянно вижу искорки прежней Китти – то, как дерзко она выдерживает мой взгляд, будто бросая вызов. Эти голубые глаза умели проникнуть в душу – Китти получала все, чего хотела.
Такая мне досталась младшая сестра. Вернее, сводная (если совсем точно, единоутробная, хотя от этого слова маму передергивало). Сестрам полагается ладить между собой – от девочек ждут благонравия, будь они хоть лед и пламень. Но мы с Китти никогда не ладили.
Смотреть ей в глаза было все равно что заглядывать в прошлое. Помню, однажды на пляже мама отлучилась в туалет («Элисон, присмотри за сестрой!»). Девчонку едва не унесло шальной волной, пока она шлепала по прибою. Мне удалось поднырнуть под гребень волны и схватить Китти за верх купальника. Я выдернула ее из воды и вытащила на пляж.
– Отстань от меня! – яростно заорала она, тут же забыв, что я только что спасла ей жизнь. Когда вернулась мама, сестра нажаловалась, что я ее «била». А море к тому времени совершенно успокоилось. Объяснять что-либо было бесполезно: не то чтобы мама была необъективна – она любила меня всем сердцем, просто Китти всякий раз брала верх.
До поры до времени. Травма мозга, сказали врачи. Она никогда не будет прежней. Чудо, что она вообще выжила.
Однако, по иронии судьбы, теперь у Китти есть то, в чем я сознательно отказывала себе: ребенок и любящий мужчина. Невероятно, но как в прежние годы, меня наполнила зависть. Как мать могла даже подумать об аборте? Ничего, справимся! Обязаны справиться, бодрилась я, подавляя дурное предчувствие.
Что касается Дэвида, который уже не носит бородку, зато обзавелся тройным подбородком, я на него даже смотреть не могу.
– И речи не может быть о том, чтобы рожать, – возмущался отчим.
– Чушь, – я резко встала. – Я им помогу.
Я не собиралась предлагать свои услуги (обещание я дала, честно говоря, невыполнимое), но чувствовала моральный долг сделать хотя бы это. Помню, однажды мы ходили в торговый центр к Санта-Клаусу. Китти еще была в прогулочной коляске, царапалась и капризничала. В качестве особой чести мне позволили везти коляску, но Китти разоралась, требуя, чтобы везла ее непременно мама.
– Чего бы тебе хотелось, девочка? – спросил меня Санта-Клаус.
– Сестру, – не задумываясь, ответила я. Мама нервно засмеялась.
– У тебя ведь уже есть сестренка?
– А я хочу добрую, чтобы меня любила.
– Но, доченька, Китти тебя любит!
Однако я знала – это неправда.
Иногда мне доводилось слышать, как мои ученицы говорят о своих сестрах:
– Она моя лучшая подруга. – Или: – Не знаю, что бы я без нее делала.
От этого на глаза наворачивались слезы. Но сейчас, по прошествии стольких лет, у меня появился шанс поступить правильно.
Потому что несчастный случай не был трагической случайностью.
Я несу ответственность за увечье Китти.
На моих руках кровь.
Я та школьница, которая убила Ванессу, лучшую подругу моей сестры!
Начищенные до блеска школьные туфли.
Подпрыгивающие сумки на ремне.
Подлетающие светлые косички.
Три пары ног.
– Ты не посмеешь!
Она отталкивает меня.
А я толкаю ее.
Земля кружится.
Вопль:
– Не умирай! Только не умирай!
Молчание.
И кровь.
Волна. Медальон. Летний домик.
Просто воспоминания?
Или способ вызволить мой разум из этого ада?
Мне нужно выбраться отсюда, иначе я сойду с ума.
Если уже не сошла.
Часть вторая
2 марта 2001 г.
Мама любит меня больше всех.
Она сказала это сегодня вечером, подтыкая мне одеяло (ее крем для лица пахнет розами).
– Никому не говори, – шепчет она. – Это наш секрет.
Я рада, что у меня нет настоящей сестры. Это делает меня еще более значимой.
В прошлой четверти мы учили стих. Одна из строчек бросилась в глаза: «Кровь не водица, погуще будет».
Мне сразу стало нехорошо, едва я это прочла.
И я вымарала фразу черным фломастером.
Меня оставили после уроков за «обезображенный школьный учебник», но мне было все равно.
Оно того стоило.
Глава 26
Элисон
Январь 2017 г.
Зачем я здесь? Я и сама не знаю. Впрочем, мне не найти места безопаснее. Дома даже страшнее, чем в тюрьме.
Я думаю о письме поверенного в тумбочке у кровати, вложенном в старую детскую раскраску, принадлежавшую Китти. О доказательстве, что я в своем уме и действительно нахожусь в опасности по причинам, которыми я не решаюсь ни с кем поделиться.
Женщина, ведающая журналом приходов и уходов, выдала мне ключ, и я пошла между корпусов к учебке. Обычно в опасной ситуации я не теряю головы; в Арчвиле я постоянно настороже.
Но сегодня из головы не идет смятое лицо Китти и ее умные голубые глаза. Она все помнит, я уверена.
Что мне теперь делать? Мучаясь этим вопросом, я подошла к нашей образовательной развалюхе. На двери красовалось объявление, написанное коряво и крупно красным карандашом:
АРТ-СТУДИЯ – ВТОРАЯ ДВЕРЬ СЛЕВА.
