Когда спасшийся таким образом Зевс возмужал, он заставил Кроноса изрыгнуть всех ранее проглоченных тем своих братьев и сестер — других олимпийских богов. С их помощью Зевс свергнул отца и воцарился сам, исполнив тем самым древнее пророчество, которого так страшился его отец Кронос. А пролитое Реей молоко так и осталось в небесах и с тех пор и называется Млечным Путем.
Многие другие древние народы отождествляли Млечный Путь с дорогой или тропой, по которой охотник гонится за зверем или следуют души умерших. Похоже, что среди цивилизаций древности это была чуть ли не общепринятая идея. Даже древние египтяне иногда называли Млечный Путь «тропинкой, проторенной звездами»
.
Ацтеки, возможно, вспоминая какие-то гораздо более древние легенды, называли центральный проспект, проходящий через центр Теотиуакана, Миккаотли, то есть Дорогой мертвых и, вероятно, считали его земным аналогом Млечного Пути, ибо его они тоже именовали Дорогой мертвых. Некоторые толкователи теотиуаканских древностей считают, что возведенные вдоль Дороги мертвых храмы символизируют отдельные звезды на небосклоне. Проблема, однако, состоит в том, что, хотя пирамиды Солнца и Луны и цитадель вокруг пирамиды Кетцалькоатля можно с большим основанием рассматривать как земной аналог трех самых ярких звезд из Пояса Ориона, их расположение по отношению к Дороге мертвых, которая призвана символизировать Млечный Путь, не совпадает с расположением по отношению к Млечному Пути пирамид Гизы, также являющихся аналогами трех самых ярких звезд из Пояса Ориона.
Исходя из этого, я считаю, что, даже если желание воссоздать на Земле символическое присутствие трех самых ярких звезд Пояса Ориона в виде олицетворяющих их пирамид и было одной из причин, побудивших теотиуаканцев построить эти гигантские сооружения, эта причина не являлась единственной или решающей. Очевидно, что в выборе конструкции и места расположения пирамид огромную роль сыграли и какие-то другие факторы.
Именно такие мысли роились в моей голове, когда на следующий день, позавтракав, мы отправились в самый центр древнего Теотиуакана. И вот мне снова довелось ступить на Дорогу мертвых — четырехкилометровой длины проспект, окаймленный с каждой стороны длинным рядом небольших храмов-платформ. Они были построены в популярном в Мезоамерике архитектурном стиле «талуд-таблеро»: представьте себе трех- или четырехуровневую пирамиду, сложенную из платформ, каждая из которых несколько меньше предыдущей. Все эти платформы имеют совершенно плоский верх и вертикальные бока, но со скошенным уступом внизу. К вершине храма ведет прямая лестница, устроенная посредине той стороны, что обращена к Дороге мертвых. Я представил себе, как во время больших праздников эти платформы должно быть были запружены тысячами людей, старавшимися забраться повыше, дабы лучше рассмотреть процессию жрецов, властителей и других важных персон, торжественно шествовавших по центральному проспекту в направлении гораздо более внушительных пирамид, возвышавшихся в его конце.
Не успели мы выйти на Дорогу мертвых, как на нас налетела стайка местных торговцев сувенирами, наперебой предлагавших всевозможные вещи и поделки, от цветастых индейских платков до свистулек и миниатюрных моделей теотиуаканских пирамид. Среди выставленных на продажу безделушек были и фигурки ацтекских богов, внешне весьма походившие на то, как эти боги изображенй в дошедших до нас ацтекских кодексах (иллюстрированных книгах, написанных ацтеками до и вскоре после испанского завоевания Мексики. — Прим. пер.)
[13]. Эти фигурки, умело вырезанные из обсидиана, вулканического стекла черного цвета, и украшенные камешками других цветов, привлекли внимание как минимум одного из членов нашей группы. Сначала я хотел сказать ей, что эти современные фигурки вряд ли имели какое-либо отношение к жизни и верованиям людей, построивших этот великий город почти две тысячи лет назад. Но тут я подумал: да, стоявшие на лотках фигурки были творением современных мастеров, но ведь сами эти мастера были далекими потомками древних строителей Теотиуакана! Сказать, что они не имеют друг к другу никакого отношения, значит игнорировать непосредственную, прочную связь, существующую между прошлым и настоящим. Для тех, чьи глаза способны видеть, а сердце — чувствовать, частички культуры и традиций доколумбовой Америки живут и поныне. Фигурки древних ацтекских богов, которые изготовляют для продажи туристам, — лишь одно из проявлений по-прежнему живой исторической памяти, которая ощущается в самой атмосфере Теотиуакана. По-своему торговцы туристскими сувенирами тоже вносят лепту в эту наполненную духом прошлого атмосферу — и за это они заслуживают нашей благодарности. По дороге в отель я снова остановился у лотка резчика по обсидиану и купил у него большой магический шар из того же минерала. Он и сейчас лежит на моем рабочем столе — черный, блестящий, напоминающий о давно ушедшем мире. Шар не является однообразно-черным: каждый из его полюсов венчает по белому вихреобразному пятну, чем-то напоминающему мне галактические спирали. В зависимости от направления света и того, под каким углом на них смотрят, их рисунок меняется. В этом шаре я вижу что-то вроде символа самого Теотиуакана — древнего города, метафизически связанного с нашим галактическим домом, Млечным Путем.
Пройдя Дорогу мертвых до половины, я дошел до поворота, ведущего к самому большему сооружению древнего Теотиуакана — пирамиде Солнца. Размеры ее основания, сопоставимые с размерами пирамиды Хеопса, оставляют далеко позади все остальные постройки города. Высота пирамиды Солнца — 228 футов (70 м). Любопытно, что при этом она не является самой высокой в Мексике — эта честь принадлежит чолульской пирамиде, вершина которой, в отличие от ее теотиуаканских сестер, в настоящее время увенчана построенным испанцами католическим храмом.
Как бы то ни было, пирамида Солнца более чем впечатляет, и в древности, вне всяких сомнений, она являлась главным культовым сооружением Теотиуакана. Медленными шагами я приблизился к пирамиде, пытаясь представить себе, как бы это место выглядело в период расцвета Теотиуакана, когда его жители собирались у ее подножия, чтобы отметить какой-нибудь значительный религиозный праздник. На самом деле это было не так уж и сложно, потому что в этот воскресный день площадка перед пирамидой была запружена людьми, и сотни мексиканцев всех возрастов взбирались по ступеням вверх. Их яркие одежды и возбужденные голоса приятно контрастировали с памятью о кровавых ритуалах, впитавшейся в эти древние камни. Тяжело дыша в разреженном высокогорном воздухе, я не без труда преодолел 365 ступенек — по одной на каждый день года, — ведущих к вершине пирамиды. Достигнув цели, я, на потеху местной детворе, с рождения привычной к воздуху высокогорья, стоял и тяжело вздыхал, как старая, загнанная кляча. Однако вид, открывавшийся с вершины, стоил затраченных усилий. К тому же, в отличие от немалого числа тех, кто был принесен в жертву на этом самом месте, я мог рассчитывать на то, что спущусь вниз с моим сердцем, которое будет по-прежнему биться внутри моей груди. А пока что я мог наслаждаться окружающими красотами и размышлять о том, что означала эта пирамида в глазах тех, кто ее построил.
