Первоначальный шаг к своему величайшему открытию Кнорозов сделал в 1945 году в Берлине, поверженной столице нацистской Германии. В Берлине Кнорозов оказался как солдат победоносной Советской армии. В момент окончания ожесточенных боев за город Кнорозов находился в районе Германской национальной библиотеки, которая горела из-за попадания в нее артиллерийских снарядов и зажигательных бомб. Желая взять какой-нибудь трофей на память об окончании войны, Кнорозов кинулся в пламя, пожиравшее сокровища библиотеки, и выхватил оттуда какую-то книгу. Этой книгой оказалось факсимильное издание Дрезденского, Парижского и Мадридского кодексов с образцами письменности майя, изданное Виллакорта в 1933 году. На этом история могла бы, собственно, и закончиться, однако в данном случае сама судьба благоприятствовала идее расшифровки письменности майя: Юрий Кнорозов был не обычным солдатом, волею рока оказавшимся в Берлине, но гением, обладавшим к тому же поразительной склонностью к точным наукам. После войны Кнорозов окончил МГУ, изучив историю Древнего Египта, китайский и арабский языки и хинди. Возможно, в тот момент сам он и не представлял, как знание всех этих языков важно для него, но будущее блестяще подтвердило, что знание нескольких этих языков и, соответственно, способность к их сравнительному анализу оказалось важнейшим преимуществом Кнорозова, способствовавшим тому, что он смог успешно приступить с расшифровке письменности майя. Скорее всего, в то время Кнорозов даже не предполагал, чем именно он действительно прославится, и не видел перста судьбы в том, что он сумел вытащить из горящей Германской национальной библиотеки именно издание сборников древних текстов майя, а не какую-нибудь другую, возможно, более дорогую книгу.
Впоследствии, по мере того, как в Кнорозове пробудился интерес к изучению этнографии древних народов и, в частности, майя, в его распоряжении оказалась также копия рукописи епископа Диего де Ланда «Сообщение о делах в Юкатане». Она явилась прекрасным дополнением к уже имевшимся у него образцам письменности майя, собранным в составе Дрезденского, Парижского и Мадридского кодексов. Книга Диего де Ланда оказалась необычайно интересной для Кнорозова как для этнолога, поскольку в ней содержались любопытнейшие детали, касавшиеся обычаев, костюмов, календаря и религиозных воззрений и церемоний майя в период до покорения территории Мексики испанцами. Однако рукопись Диего де Ланда, являвшаяся одной из жемчужин, открытых в свое время Брассером де Бурбуром, содержала в себе не только чисто этнографические сведения, но и то, что стало своего рода «Розеттским камнем» для исследователей древней письменности майя.
Значение рукописи Диего де Ланда действительно трудно переоценить. Мало кто возьмется спорить с тем, что она является важнейшим источником сведений о религиозных воззрениях и обрядах майя. Именно на основе этого источника была установлена «нулевая точка отсчета» «календаря длинного счета» майя — 12 августа 3114 года до н. э., плюс или минус один день
[18].
В то же время то место в рукописи Диего де Ланда, где он повествует об «алфавите» майя и рассказывает о системе их письменности, приводя конкретные примеры, представляется, на поверхностный взгляд, несколько противоречивым. Диего де Ланда пишет:
«Майя обладали умением читать и писать буквами и знаками, которыми они писали, и фигурами, которые объясняли письмена. Они писали свои книги на большом листе, согнутом складками, который сжимали между двумя дощечками, сделанными очень красиво. Они писали с одной и с другой стороны столбцами, следуя порядку складок; эту бумагу они делали из корней одного дерева и покрывали ее белым лаком, на котором можно хорошо писать.
Оказалось, что они не употребляют шесть наших букв, а именно: D, F, G, Q, R, S, в которых не было никакой надобности. Но они принуждены были удваивать и добавлять другие, чтобы различать разные значения некоторых слов, ибо па означает «открывать», а ппа (сильно сжимая губы) означает «разбивать»; тан — «известь» или «пепел», а тан, произносимое с силой между языком и верхними зубами, означает «слово» или «говорить», и так же в других словах.
Эти люди употребляли также определенные знаки или буквы, которыми они записывали в своих книгах свои древние дела и свои науки. По ним, по фигурам и некоторым знакам в фигурах они узнавали свои дела, сообщали их и обучали. Мы нашли у них большое количество книг этими буквами и, так как в них не было ничего, в чем не имелось бы суеверия и лжи демона, мы их все сожгли; это их удивительно огорчило и причинило им страдание.
Из букв майя мы приводим здесь только те, что обозначают звуки «а», «b» и «с», поскольку их громоздкость и сложность написания не позволяют воспроизвести здесь остальные буквы. К тому же майя для создания своих надписей зачастую используют в основном одну букву, только лишь прибавляя к ней другие слоги. Так, например, «ле» означает «лассо» и «охотиться с помощью лассо». Это слово майя писали при помощи трех букв, как показано на рисунке:
Слово «ха» означает «вода». Поскольку звук буквы «aitch» состоит из звуков «а», «b», то это слов пишется так, как показано на рисунке:
Майя также пишут при помощи слогов. Фраза «Ма ин кати» означает «я не желаю». Слогами это пишется так, как показано на рисунке:
Ниже приводится «алфавит» майя:
У майя имеются и другие иероглифические знаки, которые они используют не для письма, а для обозначения других понятий и предметов. Однако молодые индейцы, те, кто обучился испанской письменности, больше не пишут древними буквами»
.
Те данные, которые приводит Диего де Ланда, на самом деле не содержат в себе никаких противоречий и, при правильном прочтении и понимании, дают ключ к расшифровке древних текстов майя. Кнорозов, обладавший исключительно широкими познаниями в области самых различных лингвистических и языковых систем, сразу распознал, что тот «алфавит» майя, о котором писал де Ланда, являлся не сочетанием гласных и согласных букв, подобно алфавитам, разработанным на основе латиницы или кириллицы, а именно системой слогового письма. Кнорозов предположил, что большинство иероглифов майя являлись обозначениями именно слогов. В результате, вместо того, чтобы иметь одну отдельную согласную букву «л», они имели иероглифы, каждый из которых обозначал согласный звук «л» вместе с соответствующим гласным — иероглифы для слогов «ла», «ле», «ли», «ло» и «лу». При этом они также имели особые иероглифы, обозначавшие только гласные звуки, но в большинстве случаев им совсем не приходилось прибегать к ним, поскольку все гласные звуки и так выражались в соответствующих иероглифах, передающих слоги с этими гласными звуками.
