— Такая обработка свидетельствует, что их расценивали как личный трофей, — отметил Мо Рид.
— Как и то, что их поместили в резную шкатулку, — добавил я. — Вопрос в том, зачем идти на такие сложности, чтобы потом бросить кости там, где их гарантированно найдут? Это заставляет меня задуматься о том, что, возможно, вначале они были некими сувенирами, но потом превратились в нечто иное: в предмет хвастовства.
— «Посмотрите, что я сделал!» — Майло кивнул.
— Это соответствует играм, которые Эрнандес нашел в складской ячейке.
— Он с нами играет.
— А что за игры? — спросила Лиз Уилкинсон.
— Только поля от настольных игр — «Монополия», «Жизнь», — ответил Рид.
— Деньги и базовое существование, — произнесла она. — Первичный уровень.
— Деньги, существование и прекращение существования кого-то другого, — дополнил Рид.
Он подвинулся ближе к ней. Она, похоже, была не против.
— Убийство Селены также соответствует действиям напоказ, — теоретизировал я. — До нее убийца выбирал в жертвы тех, кого считал отбросами и прятал тела там, где они могли лежать до скончания времен неопознанными. Об убийстве Селены нас известили звонком, тело ее было оставлено на открытом месте, в сумочке лежали документы. Он хотел, чтобы мы знали, кто она такая и что он сделал с ней.
— И при этом надеялся, что, обнаружив ее труп, мы обыщем болото и найдем остальных.
— Если б вы этого не сделали, нас так или иначе навели бы на них.
— Он перестал платить за склад, зная, что ячейку выставят на аукцион примерно тогда, когда он займется Селеной. Все это — чертова постановка?
Лиз Уилкинсон поморщилась.
— То, что парень обработал пальцы кислотой, означает, что он некоторое время хранил трупы у себя. Возможно, играл с ними.
— С тобой всё в порядке? — спросил Рид.
— Все отлично. Просто обычно я не сталкиваюсь с этой стороной дела. — Она потянулась, чтобы убрать волосы, упавшие ей на лицо, и ее пальцы скользнули по манжету его рубашки. — Меня постоянно спрашивают, не противно ли мне работать с останками. Когда я говорю, что мне это нравится, на меня странно смотрят. Но когда работаешь на уровне тканей тела, можно не заморачиваться. Когда же я начинаю думать о человеке, которым когда-то некогда было то, что лежит на моем столе… — Она отодвинула тарелку подальше. — Наверное, мне лучше вернуться. Если хочешь, Моисей, об остальном можно поговорить позже.
— Я провожу тебя до машины.
Когда Рид вернулся в кафе, Майло спросил:
— Об остальном — это о чем?
— То есть?
— О чем еще вы собираетесь говорить с добрым доктором?
Рид залился краской.
— А, это… Она составляет для меня список книг по патологоанатомии. Я решил, что мне надо изучить этот предмет.
— Знание — сила. Ты будешь есть эту баранину?
— Оставляю тебе, лейтенант. Полагаю, мне тоже нужно ехать.
— Куда?
— Наверное, прокачусь к дому Вандеров; может быть, смогу поймать Хака, если он будет выходить или входить.
Майло покачал головой.
— Я дожал Его превосходительство, и теперь там посменно дежурят полицейские в штатском. У тебя сегодня более важная и интересная задача.
— Какая?
— Поискать в масштабах всей страны информацию о преступлениях, включающих в себя отсутствующие конечности и обработанные кислотой части тела. Начни с рук, но не ограничивай себя.
— Руки, ноги, что угодно, — хмыкнул Рид.
— Головы, плечи, колени и ступни. Мне все равно, лишь бы что-нибудь было отрезано.
— Ты полагаешь, он мог поменять схему?
— Как любит напоминать мне доктор Делавэр, постоянные схемы хороши для заводского производства. — Детектив повернулся ко мне. — Если преступник хранил тела, чтобы забавляться с ними, то имение Вандеров вряд ли могли быть местом преступления. Даже для управляющего поместьем было бы слишком рискованно устраивать там лабораторию доктора Франкенштейна.
— Если только Вандеры сами не причастны ко всем этим штучкам, — возразил Рид.
— Даже в этом случае, Моисей.
— У них в доме живет ребенок. Одно дело — групповушки после того, как малыш отправится спать — да и в этом случае вряд ли, ведь у нас нет никаких свидетельство того, что эти люди извращенцы. Но расчленять трупы в особняке, по которому бегает Вандер-младший, — это чересчур.
— Значит, у Хака есть другое местечко.
— Может быть, именно поэтому мы его не видим — он прячется в своем бункере для убийств. Надо проверить в налоговой, платит ли парень какие-либо налоги на недвижимость. Вот съемное помещение будет проблемой — мы никак не сможем это отследить, если только публично не объявим его в розыск, а я к этому не готов.
— Когда мы были на Тихоокеанских складах, ты пошутил насчет живущих там людей, и дежурный сразу начал отпираться, — напомнил я. — Однако я уверен, что такое бывает.
Майло обдумал это.
— Следует проверить, в том числе и на самих Тихоокеанских складах. Мы не показывали дежурному фотографию Хака… Что, тебе положили слишком много еды, Мо?
— Да нет, даже как-то маловато, — отозвался Рид. — Делись.
— Уже нечем. Ты точно не хочешь пообедать?
— Нет, спасибо, отпусти уже меня.
* * *
Прикончив заказанную Ридом и Уилкинсон еду, Майло завершил трапезу омарами и двумя мисками рисового пудинга. Потом он вернулся в офис, а я поехал домой и повторил поиск по ключевым словам «Трэвис Хак, Эдвард», «Эдди Трэвис Хак», «Эд Хакстадтер», но не нашел ничего.
Поиск по словам «Саймон Вандер» выдал продажу сети продуктовых магазинов за восьмизначную сумму и пару упоминаний Вандера и его жены в различных благотворительных сообществах: в пользу музея искусств, зоопарка, Хантингтонской библиотеки. Ненавязчивая фоновая филантропия.
Если в жизни Саймона и Надин Вандеров и была темная сторона, они успешно скрывали этот факт от интернет-пространства.
В половине пятого я вышел из сети и обсудил с Робин меню ужина. Оба сошлись на спагетти. Она все еще работала, и я отправился на рынок в конце Вэлли-Глен, а по возвращении проверил, звонил ли кто на мой служебный телефон.
Одно сообщение от Альмы Рейнольдс.
Оператор передал:
— Она сказала, что если вы забыли ее имя, то она — любовница Сила Дабоффа.
— Я помню ее.
— Интересный способ обозначить себя, правда, доктор Делавэр? Чья-то любовница… Хотя вы работаете с самыми разными людьми.
* * *
Телефон Альмы Рейнольдс выдал восемь гудков, и я уже собирался дать отбой, когда она взяла трубку.
