Советская внешняя политика оценивалась как не отвечающая интересам страны. Получалось так, что именно Советское государство породило холодную войну и было виновным в международной напряженности.
Укрепление политических и иных позиций СССР в странах Латинской Америки, Африки, Азии, обретение в их лице друзей, взаимовыгодных партнеров в торгово-экономических отношениях преподносилось как гегемонистские устремления имперского государства.
Укрепление обороноспособности Советского Союза, оказывается, было напрасной тратой средств, одним лишь бременем для советской экономики, поскольку, мол, у СССР не было реальной внешней угрозы.
Начало 1991 года выдалось тяжелым. Январские события в Литве, и в частности в Вильнюсе, явились отражением спровоцированного кризиса в республике, охватившего все стороны жизни литовского общества.
Многочисленные случаи нарушения прав человека, попытки решить проблему обретения независимости Литвы, не считаясь с законными интересами Союза, с обязательствами перед ним, с волей и интересами значительной части населения самой республики, ухудшение экономического положения и, как следствие, снижение жизненного уровня и другие негативные явления породили глубокий и всесторонний кризис. Усилилось противостояние политических сил, их позиции, взгляды становились все более полярными.
В сложном и небезопасном положении оказались союзные структуры, воинские подразделения, находившиеся в республике. Особенно участились провокационные, подстрекательские выступления против советских военнослужащих, сотрудников КГБ и МВД СССР. В ход было пущено все — пикетирование, блокада учреждений, попытки насильственного проникновения в служебные помещения, произвол в отношении военных и членов их семей. Подвергались яростным нападкам пограничники и сотрудники таможенных служб. Регулярными стали акты вандализма в местах захоронений советских воинов, погибших в годы Великой Отечественной войны, и просто иноязычных граждан. Все это было чревато социально-политическим взрывом и вспышкой кровопролития.
Ситуация требовала принятия экстренных мер. Была усилена охрана помещений органов КГБ Литвы, в основном за счет погранвойск. С этой целью в конце 1990 года в республику была введена дополнительная рота пограничников. Кстати, этого оказалось достаточно, чтобы разрядить обстановку вокруг здания КГБ Литвы.
Все эти меры принимались с санкции высшего руководства страны. Более того, и я, и мои заместители на различных совещаниях не раз подвергались критике за «бездействие» перед лицом угрозы неконституционного выхода Прибалтийских республик из состава СССР. Причем такого рода обвинения бросал сам Горбачев. Однако эти бравые фразы звучали все более и более лицемерно: когда вставал вопрос о конкретных мерах, то в ответ от Горбачева было слышно одно и то же: «Изучайте, не спешите, готовьте предложения, в свое время определимся».
Я выдерживал линию — Комитет госбезопасности силовыми методами будет действовать лишь в том случае, если получит соответствующее указание. Именно в этом плане — не предпринимать никаких самостоятельных силовых акций — я ориентировал не только своих заместителей и начальников соответствующих подразделений комитета, но и представителей на местах. Слишком свежи были еще события в Тбилиси и Баку, после которых Горбачев ловко ушел из-под огня критики под предлогом своей якобы неосведомленности, отдавая на растерзание исполнителей своих же приказов. В то же время КГБ СССР был готов защитить законность в Литве, причем особых трудностей тогда это не представляло.
В декабре 1990 — январе 1991 года обстановка в Вильнюсе достигла высшей точки накала. Было ясно, что сам по себе кризис не разрешится. Политическое противостояние самых различных политических сил — от созданного патриотическими силами Комитета спасения до оппозиционного «Саюдиса» — выражалось уже не только в лозунгах, но и грозило вот-вот выплеснуться на улицы, перейти в вооруженные столкновения.
Начался отток части некоренного населения республики. В то же время те, кто остался, подвергались грубой дискриминации, которая, с учетом численности одного только русскоязычного населения (около 18 процентов), грозила привести к полному расколу в обществе.
По поступавшим сообщениям можно было с уверенностью прогнозировать, что грядет развязка, причем с самыми непредсказуемыми последствиями. До нее оставались буквально считаные дни. Обо всем этом комитет ежедневно докладывал руководству страны. Аналогичная информация поступала от военных и по линии МВД СССР. Например, Борис Карлович Пуго говорил, что ему с каждым днем все труднее сдерживать ситуацию, сил явно недостаточно, а напряженность растет со всех сторон.
Ситуация в Литве, да и вообще в Прибалтике, обсуждалась на высшем уровне ежедневно. Это были рабочие обсуждения, совещания, обмен мнениями у президента СССР в узком составе, оперативные встречи представителей правоохранительных органов, силовых министерств. Всеми давалась однозначная и весьма тревожная оценка. Существовало понимание того, что если срочно не принять предупредительных мер, то последствия могут быть самыми тяжелыми. Во всяком случае, избежать кровопролития не удастся.
В конце декабря 1990 года ситуация, в частности в Литве и Латвии, была предметом неоднократного обсуждения в узком составе у Горбачева. Сходились во мнении, что перед лицом грубого попрания существовавших законов, нарушения общественного порядка, угрозы государственной безопасности Литвы, Латвии, Эстонии и Советского Союза в целом возникла настоятельная необходимость в адекватных мерах, которые позволили бы предупредить кровопролитие и серьезную дестабилизацию обстановки в Прибалтике.
Было также очевидно, что экстремистские силы, в частности в Литве, не остановятся ни перед чем ради достижения своих целей, тем более что они почувствовали поддержку со стороны руководства республики, в частности Председателя Верховного Совета Литвы Ландсбергиса, который являлся их вдохновителем. В действиях экстремистских сил не было и намека на желание решить возникшие проблемы политическим путем. Речь шла только о насилии, им нужна была кровь. Москва обвинялась во всех грехах, изображалась источником враждебности по отношению к литовскому народу.
О Советском Союзе, а заодно и о России говорили как о чужеродном, враждебном государстве. По всему было видно, что оппозиционные силы получили извне индульгенцию действовать и добиваться своих намерений явочным порядком, силовым путем.
Телевидение, радио, значительная часть газет и журналов выливали на жителей Литвы поток лживых инсинуаций, подстрекательских заявлений, призывов действовать, отомстить за репрессии в прошлом, добиваться «свободы» для литовского народа. За годы советской власти в Литве было, оказывается, все плохо, достижения народа за последние 40 лет или замалчивались, или извращались. А ведь они были поистине великими. Сбитые с толку люди не понимали, что происходит. Они ждали четкой позиции Москвы, надеялись на ее помощь.
В конце декабря 1990 года на совещании у Горбачева было принято решение применить силу против действий экстремистов в Латвии и Литве, пытавшихся явочным порядком сменить общественный строй, покончить с советской властью и выйти из Союза. Горбачев вел себя решительно, но это не прибавило уверенности в нем.
