Книга Страсть новой Евы, страница 31. Автор книги Анджела Картер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Страсть новой Евы»

Cтраница 31

А потом, в изумлении отпрянув, столкнул с хромированного постамента большое изделие из стекла; оно упало на пол и вдребезги расколотилось. Девушки дружно и громко выдохнули – огоньки свечей задрожали, – и приподнялись, чтобы получше уловить происходящее. Я невольно подалась вперед, но тут же попятилась, прикрыв глаза, так как не могла поверить в то, что увидела. В то, что обнажили пайеточные лоскутки.

Как бы сейчас рассмеялась Матерь!

Из-под остатков наряда выпрыгнул крепкий, красно-фиолетовый отличительный признак маскулинности, таинственная суть печали Тристессы, источник ее загадочности и стыда.

Вопль Тристессы эхом разнесло по стеклянной галерее, тело выгнулось, словно пытаясь спрятать член между бедер; Матерь посчитала бы, что он сумел стать женщиной, потому что возненавидел свою самую женскую часть – вот это, инструмент посредничества между ним самим и второй его сущностью.

Зиро изумленно застыл.

– Дееерьмооооо! – протянул он, а потом заржал.

Девушки словно по сигналу рассмеялись и, соскользнув со стеклянных изваяний, столпились вокруг связанного несчастного, то ли женщины, то ли мужчины. Эмелина вытянула руку и потрогала органы, что были строжайшим секретом в мире, а Крошка в насмешку приложилась губами ко рту Тристессы, зиявшему открытой раной. Некоторые девушки предпочли излюбленные формы надругательства, приспустили штаны и от души помочились на пол, а другие, сорвав с себя всю одежду, стали похабно отплясывать, с презрением демонстрируя лохматую промежность и издевательски повиливая кормой. Шум, гам и жесты вполне соответствовали публичному дому.

В этом бедламе на меня никто не обращал внимания, и, прокравшись к пленнику, я поцеловала несчастные босые ноги с изящными лодыжками и балетным подъемом. Я не могла думать о нем как о мужчине; в голове царил полный сумбур – такой же полный, как и образцово-показательный сумбур этой горделивой, одинокой героини; сейчас она проходила невиданное испытание, борясь с ключевым компонентом своего существа – тайной маскулинностью, – от которого таким широким жестом отреклась, поскольку не смогла его принять.

Вот почему он был женщиной для идеального мужчины! Он сделал себя обителью собственных страстей, он сделал из себя единственную женщину, которую смог бы полюбить! Если женщина на самом деле красива лишь внутри, коль скоро исчерпывающим образом воплощает тайные желания мужчины, неудивительно, что Тристесса умудрилась стать самой прекрасной женщиной в мире, женщиной не по рождению, женщиной, которая не шла на уступки человеческой природе.

Тристесса – сладострастная подделка, вышедшая из сказок, которыми нас потчуют киношники. Разве смогла бы обычная женщина стать такой Женщиной, как ты?

Когда я поняла, что на самом деле Тристесса – мужчина, то страшно поразилась; я наблюдала полное отсутствие страсти в человеке, который символизировал изысканную суть всех проявлений любви и мечты.

Пока Зиро изощренно мучил тебя в стеклянной галерее, ты, похоже, ему подыгрывал. Должно быть, решил, что такому мужчине, как Зиро, с его пистолетами, ножами, хлыстами и личным хором пресмыкающихся рабынь, стоило иронично явить женскую наружность, твою символичную автобиографию. Ты превратил себя в экспонат, такой же прозрачный, как те, что ты вылил из стекла; экспонат, который сам по себе был фантазией. Ты стал автопортретом, трагическим и внутренне противоречивым. У тебя отсутствовал онтологический статус, имелся только иконографический.

Тристесса, душа моя, пока мое тело не заставило тебя стать первым слагаемым этого силлогизма, ты не существовала ни на одном носителе ощутимой реальности. И все же некое творение, именовавшее себя «Тристесса», которое существовало только благодаря серьезному усилию воли и масштабному сокрытию фактов, теперь рыдало и проливало кровь, вырванное из безжизненности яростью Зиро.

Понаделав веревок из скрученных лоскутов пеньюара, жены привязали его запястья к металлической балке; так он и висел, голый, на всеобщем обозрении. Затем они устроили дебош по всему дому, разбивая окна, ломая мебель, размазывая по стенам крохотного просмотрового зала фекалии, уничтожая архив кинопленок, который обнаружили в коробках в незапертом сейфе вестибюля. Ярко, словно штормовой фонарь, убранство дома осветил костер.

Я оставалась рядом, притворившись, что приглядываю за тобой на случай, если ты решишь сбежать… жалкая отговорка. Я заметила, как дрожат от боли твои натянутые мышцы; а когда я поняла, как варварски туги твои оковы, то протянула руку и прикоснулась к тебе. Повернув лицо, ты увидел мои страдания. И улыбнулся, хотя промолчал. В уголках твоих губ спеклась кровь.

Чем, интересно, ты питался, Тристесса? В подвале крохотной кухни, величиной с камбуз на яхте, обнаружилась куча консервных банок с порошком, который надо растворить в воде, чтобы получить жидкую пищу; одна за другой стояли баночки с витаминами; один за другим – пузырьки с таблетками, чтобы уснуть, таблетками, чтобы проснуться, таблетками, чтобы забыться. В шкафу лежали несколько упаковок с лапшой и пластиковое ведерко, где проращивали сою; но эту еду, скорее всего, ел наш азиатский глухонемой, покинувший, к сожалению, бренный мир. Так как девушки не нашли ничего, что могло удовлетворить их изысканный вкус, то содержимое жестяных банок они вылили в раковину, витаминами и антидепрессантами друг друга обстреляли, кое-каких таблеток наглотались горстями, чего-то нанюхались, а что-то вкололи себе посредством пластиковых шприцов, обнаруженных в ящиках шкафа под раковиной. Потом они расколотили всю посуду, вывернули на максимум все краны и ушли из кухни, оставив ее в таком состоянии, в котором желали бы найти. Спустившись еще ниже, они обнаружили богатый винный погреб. Там сбили у бутылок горлышки – поискать штопор терпения не хватило, – и вскоре свиту Зиро захватил угар пьяного разгула.

Позднее жены наткнулись на зеркальную гардеробную – стеклянные стены снаружи покрывала амальгама, и вся комната превратилась в сплошное идеальное зеркало. Там на выстроенных в ряды вешалках висели свидетельства сорокалетнего бурлеска, платья разных персонажей, меха, кринолины, наряды для вручения Оскара и прочее, и прочее, и прочее, одежда для тенниса и гольфа (бедняжка Тристесса! – надо сказать, эти вещи были практически новыми), для верховой езды, для ночных тусовок в клубах, для всех ситуаций, где звезду фотографируют. Богатые ткани, кружево, атлас, шелк – вся комната посвящалась переодеванию; и когда Зиро разрешил (и не секундой раньше), девушки, к этому моменту успевшие прикрыть наготу, постягивали свои комбинезоны и по-детски усердно принялись наряжаться. Эмелина нашла платье из черного бархата с квадратным вырезом, в котором Тристессе в роли Марии, королевы Шотландии, отрубили голову; чтобы удобно и легко было ходить, Эмелина откромсала от юбки сантиметров шестьдесят. Бетти Луэлла напялила сиреневые рюши из «Дамы с камелиями» и подобрала к ним украшенную цветами шляпку, а Крошка выкопала алую юбку Кармен с кринолинами и в несколько слоев намотала вокруг головы черную мантилью.

Сэди и Эмелина нацепили на себя золотую сетку, в которой Тристесса пыталась играть в мюзикле; бог знает, кто ее на такое надоумил. Увлеченные процессом, они заткнулись и молчали – хорошие девочки; однако вскоре пьяный угар снова вступил в игру.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация