Ближе к рассвету выяснилось, что, лихорадочно сбежав, я еду по щербатой, покрытой воронками, но вполне еще годной второстепенной дороге. Прощай засушливое очарование бесплодия!.. Светало, и в нежном рождении нового весеннего дня я увидела, что меня окружает зеленая холмистая местность, где рощицы цитрусовых вступали в пору ароматного цветения. То и дело встречались оштукатуренные домики с милыми садиками вокруг, бирюзово мелькали бассейны, краснели изящные восклицательные знаки криптомерии. Авиаудары приняла на себя дорога; телефонные столбы и провода валялись на земле, но в остальном все казалось вполне нормальным, только вокруг не было ни души. В этом мире, похоже, я осталась единственным человеческим существом, Евой и Адамом в одном лице, получив задание возродить популяцию разоренного континента.
Датчик расхода топлива сполз на ноль. Я остановилась заправиться на станции самообслуживания, где все вокруг буквально вымерло, даже стрекота цикад не слышалось; когда я заглушила двигатель, опустилась идеальная тишина и накрыла меня стеклянным колпаком. Я с опаской приоткрыла дверь джипа, и тут же пуля, едва меня не задев, пробила лобовое стекло. Я кинулась в заднюю часть джипа и замерла. На третьем этаже дома из розового картона и фанеры туда-сюда ходило створчатое окно; перед ним, подвязанная к кольям, сражалась за жизнь бледно-розовая роза, а белый забор подпирал детский велосипед. В открытом окне появилась мужская фигура; красное широкое лицо, выражение – непроницаемое, в руках – дробовик. Я сидела тихонечко, и мужчина, скорее всего, решил, что прикончил меня. Вдруг, к моему удивлению, он разрыдался, приставил дуло ко рту и нажал на курок. Пару секунд его обезглавленное тело качалось в проеме окна, а потом шлепнулось ничком во дворик прямо передо мной. И снова вернулась тишина.
В гостиной на верхнем этаже, возле того окна, с разобранной диван-кровати, стоявшей перед выключенным телевизором, сползли на пол два ребенка, мертвые – мальчик лет одиннадцати и девочка лет, примерно, тринадцати, оба в пижамах, застреленные в спину. Вдоль одной стены стоял громадный аквариум с тропическими рыбками, но рыбки, одна красивая, розовая, а вторая золотая, теперь плавали на вспененной поверхности затхлой воды брюхом кверху. В этой комнате из живых остались лишь мухи. На первом этаже, в кухне, что располагалась за мастерской, где лежали разбросанные, словно с ними работали, автозапчасти, я нашла труп женщины, которую застрелили в живот, судя по трупному окоченению и по толщине шевелящегося кокона из мух, днем раньше. Под газовым шарфиком волосы были накручены на бигуди; ее пристрелили с помадой в одной руке и зеркалом в другой. Вязкая струйка воды вытекала из вонючего холодильника; по-видимому, отключили электричество. В углу на столике – скудный завтрак из пакета хлопьев и банки сухого молока; съесть его не успели. И среди этих душераздирающих останков – газета, одинокая заляпанная страничка с плохо пропечатанным текстом, даже не газета, а так, информационный листок, где уверяли, что свобода и демократия скоро восторжествуют, Свободный Штат Калифорния пресек очаги сопротивления в Лос-Анджелесе, на Сан-Франциско нацелены ракеты, а Область залива стала столицей предателей, Независимой республики Калифорния. Одна гражданская война внутри другой. Домовладельцам, советовала газетенка, надлежит забаррикадировать свою собственность, расставить круглосуточную вооруженную охрану, запастись провизией и топливом и вступить в контакт с воздушными патрулями Свободного Штата, устраивая костры в форме креста на заднем дворе или на ближайших пустырях. Такой ход событий пришелся мне не по вкусу. И снова здравствуйте! Впереди только хаос. Кому он нужен? Наверное… моему бывшему нью-йоркскому соседу, чеху-алхимику. Как давно я о нем не вспоминала? Добро пожаловать в прошлое, Эва; пришли к началу начал.
В бензоколонке еще оставалось топливо, я залила бак и поехала дальше. Теперь мою голову занимали другие мысли, совсем не о Тристессе. С тех пор как мое «мерцающее» я, как я себя именовала, покинуло Манхэттен шесть месяцев назад – хотя, может, прошло уже семь или даже восемь месяцев, – оно жило в системе координат, которая существовала в зоне бессменной реальности; целый комплекс чудовищных солипсизмов, жизненно необходимая гарантия независимости частных земель. А теперь я на пороге системы координат в той реальности, где влияние оказывают факторы абсолютно внешние по отношению к самой системе, такие факторы, которые вынуждают честного деревенского главу семейства перебить всю семью и оставить умирать домашних животных голодной смертью. Пытаясь узнать последние новости, да хоть какие-то новости в принципе, я включила в машине радио. Но сколько ни крутила ручку во всех направлениях, наткнулась лишь на случайный треск эфира. Радиомолчание всегда сулит недоброе, лучше уж хоть что-то передали бы, пусть даже военную музыку, обычно сопровождающую смену власти. Из эфира исчезла даже религиозная станция Солт-Лейк-Сити. На дороге по-прежнему было безлюдно, хотя следующая заправка по пути следования напоминала место сражения: помещение магазинчика, выжженное, обугленное, словно его обстреляли артиллерийским огнем, перед бензоколонками мертвым тараканом лежал, перевернувшись на крышу, выгоревший «Универсал». Один раз на краю горизонта мелькнул какой-то самолетик, небольшая «Сессна». Я в полном одиночестве ехала среди цветущих цитрусовых деревьев, по-моему, в направлении Лос-Анджелеса. Впрочем, стопроцентной уверенности не было; в географии Калифорнии я не разбиралась, а карты в джипе не нашла.
Однако с дороги не свернула – меня переполняла неконтролируемая жажда увидеть конец этого мира.
Глянцевая листва эвкалиптов, лимонных и апельсиновых деревьев поблескивала в лучах утреннего солнца, будто листья были сделаны из фольги; вдоль трассы, пугающе лишенной дорожного движения, рядами росли пальмы с заскорузлыми стволами, но, несмотря на окружавшую меня тропическую растительность, ощущение пышного природного изобилия отсутствовало. На каменистой почве под неказистыми пальмами выводить свое потомство понравилось бы исключительно змеям, рассохшаяся каменистость плодила лишь самые стойкие виды растений. И вдруг быстро, неожиданно слева от меня замаячил горный хребет с брутальными багряными контурами; все вокруг создавало оптическую иллюзию театра, куда на сцену с декорациями для какой-то страшной катастрофы из всех актеров пришла только я. И никакого движения: не шелохнулись ни эти глянцевые листья, тяжелые, застывшие, высеченные из стекла, ни гладкие, как бессмертник, цветы. Порой о дверь на крыльце одноэтажного домика билась проволочная сетка. Перед заколоченным досками входом в мотель «Вздремни чуток» я заметила собаку; она лежала, положив морду на лапы, вся в своих мыслях и даже ухом не повела, когда я проехала мимо. Маленькие городки, разграбленные аптеки, оборванные провода… затем снова какие-то рощицы и продольные полоски виноградников. Дорога шла прямо как стрела.
Наконец я подъехала к одному из тех сооружений, где три в одном – паркуемся, закупаемся, развлекаемся. Бетонную крепость, которая по ночам должна пылать неоновыми огнями, выбросило на берег в стороне от автомагистралей, посреди полей. Перед торговым комплексом стояла гигантская автостоянка и боулинг в испанском стиле, он же бар, он же ресторан; рядом на обочине высилась кегля исполинских размеров. Но едва я отвлеклась на декоративную желтоватую штукатурку «под камень» и оранжевую черепицу, как раздался мощный взрыв. Передняя стена боулинга-бара-ресторана рухнула, словно съемная деталь кукольного домика, и все вокруг весело заполыхало. Из здания выбежало с полдюжины людей – первые признаки жизни за утро; и все упали, подстреленные снайперами из полыхающих развалин.
