— А на следующую ночь проклятие пало на сам замок. Все, кто ночевали в центральной его башне, погибли. Их задушили. Утром нашли двадцать трупов с посиневшими лицами и высунутыми языками. Я, к счастью, была за пределами замка. — Эттарда судорожно вздохнула, переживая заново те страшные дни. — И с тех пор любой, кто отважится лечь спать в главной башне, не доживает до утра.
— А вы пытались говорить с тем друидом, что наложил проклятие? — очень серьезно спросил Арнвид.
— Да, — кивнула женщина, — и он сказал, что единственный способ снять проклятие, — провести в башне ночь.
— И многие пытались? — поинтересовался Хаук.
— Кое-кто, — пожала плечами Эттарда. — Но все сгинули… И уже два года все забыли дорогу к моему замку. Но вы ведь не оставите меня без помощи? Ведь благородные рыцари не могут отказать, когда их просит дама?
Она переводила взгляд с одного на другого, и викинги краснели и опускали глаза, явно не чувствуя желания выступить в роли «благородных рыцарей». Ивар смущенно сглотнул, ощущая себя донельзя глупо, как червяк, возомнивший себя змеей и решивший проглотить жабу…
— Мы принимаем приглашение госпожи, — спокойно, точно извещая о желании выпить пива, сообщил Хаук. — Если судьба привела нас в этот замок, то позором будет уехать отсюда просто так.
На лице хозяйки замка первым весенним цветком, робко выглянувшим из-под сугробов, расцвела радость.
— О, как я благодарна вам! — всплеснула она руками, переводя сияющий взгляд с одного викинга на другого. — Вы поступили как настоящие паладины доблестного короля Артура!
— Мы не… — начал было Хаук, но махнул рукой.
— Чем лясы точить, покажите лучше, где нам придется ночевать, — зевнул Вемунд, потягиваясь, словно огромный сытый котище.
— Сейчас, сейчас, — заторопилась хозяйка.
Как из пустоты соткались двое слуг, которые, поминутно кланяясь, пригласили «сильномогучих воинов» следовать за собой.
Вечер успел сгуститься, и на небо, пока что еще не ночное, темно-лиловое, дружной стайкой высыпали звезды. Далеко за равнодушно шумящей рекой ухал филин, извещая мир о том, что наступило время его охоты.
Тусклый свет факелов вырвал из тьмы поросшую зеленым мхом стену центральной башни. Исполинские глыбы, будто сложенные руками великанов, составляли ее, и ни единой трещинки не было на гладкой, словно кожа девушки, поверхности.
У двери, крест-накрест заколоченной досками, пришлось повозиться. Доски скрипели и стонали, не желая покидать насиженное место, вполголоса ругались слуги, поминая обитателей нижнего мира, их общую бабушку и рогатого владыку.
Сопротивление непокорного дерева было сломано не сразу.
Внутри оказалось затхло и промозгло. Пахло застарелой пылью, по углам сиротливо висели занавеси паутины. При появлении людей что-то зашуршало под лавками, но тут же затихло.
Пламя в огромном камине долго не желало разгораться, точно его заливали водой. Огонь чадил, стремясь спрятаться среди дров, его робкие язычки словно страшились подняться выше. Торир, возившийся с розжигом, весь извелся и пропах дымом.
Потом пламя все же заревело, в трубе загудело, и по обширному залу, который некогда служил парадным для хозяев замка, начало распространяться тепло. Оранжевые блики метались по голым стенам, с которых давно содраны висевшие здесь когда-то ковры.
— Ну, я оставляю вас. — Эттарда поклонилась гостям. — Надеюсь, что утром найду вас живыми и здоровыми!
И хозяйка замка, шурша юбками, спешно покинула зал. Вслед за ней испарились и слуги, мчавшиеся так, словно за ними по пятам гнался обиженный на жизнь медведь.
Нерейд проводил беглецов задумчивым взглядом.
— Что-то здесь нечисто, — сказал он, недоверчиво осматривая лежащую на полу волчью шкуру, истертую так, словно по ней елозили шершавыми ступнями много лет подряд. — Вон как рванули!
— Ладно тебе ныть! — Хаук, внимательно оглядев забранные решетками окна, повернулся к дружинникам. — Наша задача — дожить до утра. Так что спать не ложимся. Оружие держать под рукой. Ясно?
Яснее ничего придумать было нельзя.
Ивар, мрачно осознавая, что отдохнуть сегодня не удастся, уселся на лавку у стены, завернувшись в одеяло. Обнаженный меч положил рядом. В случае чего успеет, схватить одним движением.
От стены веяло холодом, и так приятно было ощущать на лице жар, который распространял вокруг себя разгоревшийся камин. Дрова мягко потрескивали, равномерно колыхались струи пламени, которые вдруг поплыли перед глазами…
Веки набрякли непомерной тяжестью…
Ивар с испугом почувствовал, что засыпает. Из последних сил вцепился в себя, точно утопающий — в подвернувшееся под руку бревно, и принялся выбираться из пучины сна. Тело не слушалось, будто превратилось в тяжеленный мешок с овсом, мысли путались. Открыть глаза казалось сложнее, чем в одиночку сдвинуть с места драккар.
Запредельным усилием он поднял к лицу руку и вонзил в собственную плоть зубы. Боль ощутил слабо, но сон, напуганный человеческой решимостью, на время отступил.
Тяжело дыша, словно после дня гребли, Ивар раскрыл глаза. Все так же гудело пламя в камине, потоки теплого воздуха колыхали сети паутины под потолком. Равномерно похрапывал Вемунд.
Похрапывал?! Паника кольнула Ивара в сердце, и он поспешно огляделся.
Могучий викинг спал сидя, обеими руками ухватившись за древко секиры. Лицом вниз рухнул на лавку Нерейд. Бессильно откинулся на спину, как сраженный в битве воин, Торир. Арнвид скорчился и походил на выпавшего из материнской утробы младенца. Хаук с перекошенным лицом стоял перед самым камином, покачиваясь, точно пьяный. Конунг, похоже, изо всех сил боролся со сном. И только Кари замер на своем месте, простодушно моргая большими телячьими глазами.
Ивар хотел крикнуть, разбудить соратников, но язык не слушался, а губы не шевелились, словно окаменели. С глухим гулом накатила слабость, заволокла разум серой пеленой. Веки сомкнулись сами. Последнее, что он успел ощутить, — как затылком соприкоснулся с холодной стеной…
Пробуждение было страшным. Громкий голос что-то орал Ивару в уши, но он не мог разобрать ни слова. Тело болело так, словно его всю ночь колотили шишковатыми дубинками.
По лицу, груди, рукам и ногам потекло что-то холодное, залилось в рот. Ивар закашлял, заперхал и только в этот момент нашел силы открыть глаза. Над ним, расплываясь в ослепительно ярком свете, плавало нечто большое и розовое.
Щеку обожгло ударом. Ивар моргнул и тут же осознал, что способен соображать. Над ним склонилось озабоченное лицо Кари, в светлых глазах берсерка таилось нечто похожее на тревогу.
— Ну что, очнулся? — спросил Кари густым голосом.
— Да, — ответил Ивар, ощущая, что горло ему не повинуется, а шея от неудобного положения, в котором пришлось спать, затекла.
