— Вы очень проницательны. Тем не менее третий игрок нужен, — ответил Агейко и повернулся к крупье: — Вы не подыщите нам партнера?
Молодой человек в белой рубашке и черной бабочке кивнул, и через пару минут третий стул был занят.
Игра перевалила за половину. Агейко, по-прежнему соблюдая осторожность, оставался при своих интересах. Он отказывался от банка, даже когда, по его мнению, на руках была приличная карта. Пантов выигрывал и не скрывал своего возбуждения. Эдита, прикусив нижнюю губу, отчего выглядела еще привлекательнее, следила за перемещением карт. Агейко подумал, что в этот момент она даже не вспомнила бы, с кем из них, сидящих по разные стороны стола, пришла сюда.
При одной из раздач ставки достигли критической точки. Пантов перестал улыбаться, и Агейко почувствовал, с каким напряжением он ожидает от него очередного торга. Журналист готов уже был пойти ва-банк, но сзади раздался звон разбитого бокала, и крупье невольно обернулся на звук. Когда игра возобновилась, Пантов уже расплывался в улыбке: он выиграл этот кон и сорвал приличный куш. Агейко понял, что остался с пустыми карманами. Ловко его обвели вокруг пальца. На языке мошенников это называлось «пробой».
Финт, давно известный, и все-таки он в него угодил. Значит, третий партнер за столом — подставной. И бокал Вована упал неспроста. И сторонний наблюдатель — Бобан — такой же участник игры, как и он сам.
Классика жанра! Игра в восемь рук на одного. Двое усаживаются за покерный стол. Третий — заинтересованный наблюдать, делает вид, что осваивает основы. Четвертый, как Вован, ходит за спинами, попивая шампанское. Когда ставки достигают критической точки, кто-то делает резкий жест, падает сам или роняет посуду. Крупье на несколько секунд теряет бдительность. Доли секунды достаточно, чтобы опытные игроки обменялись картами.
В данной ситуации у Пантова оказалась выигрышная ситуация, и он взял банк.
Агейко бросил карты на стол и посмотрел на Эдиту. Женщина показалась ему растерянной. «Может, она заметила подмену, но не могла ничего понять?» — подумал Агейко и усмехнулся.
— В покере, похоже, вам так же не везет, как и на службе, — поднимаясь из-за стола, сказал Пантов, давая понять, что он в курсе неурядиц, которые возникли в редакции в связи с ответом из думы.
— Что ж, ни в игре, ни на службе мошенничать не научился, — ответил Агейко. — Хотя методика знакома. И в игре, и в жизни.
Пантов побагровел.
— Хотите сказать, что я мошенник?
— Уже сказал. И раньше говорил неоднократно, — спокойно произнес Агейко. — Проблема в том, что пока вас не поймали за руку. Вы слишком опытный мошенник и скользкий тип. И слишком много у вас, господин Пантов, сообщников. Везде — и в казино, и в заведении мадам Петяевой, и в стенах думы.
Агейко почувствовал, что теряет контроль, но остановиться не мог:
— Жаль только, что честные люди этого не видят. И уж совсем противно, что дамы выискивают в ваших пороках достоинства, не понимая, что становятся обыкновенной колодой карт, которой вы умело манипулируете. В итоге рассчитывали на короля, а оказались под обыкновенной шестеркой.
Он поднял глаза на Эдиту. Она прекрасно поняла и красноречивый взгляд, и пылкие обличения. Густая краска залила ей лицо, глаза полыхали гневом.
Пантов тоже сообразил, куда метит Агейко. Стерпеть — значило расписаться в бессилии. Он сделал едва заметный жест, и в ту же секунду верный Бобан резко ударил Агейко коленом в нижнюю часть живота. Журналист, охнув, согнулся.
«Следующий удар будет ребром ладони по шейным позвонкам», — успела мелькнуть мысль. В бытность в милиции сам частенько практиковал этот прием, с помощью которого можно мгновенно и без шума вывести противника из строя. Он быстро качнулся в сторону, увидел, как над самым ухом просвистело в пустоту, разрубив воздух, ребро чугунной ладони. Теперь преимущество было на его стороне. Навыки, приобретенные на самбистском ковре, а затем доведенные до совершенства в секции карате, не были потеряны. Он сделал резкую подсечку ногой и, когда соперник, потеряв равновесие, грохнулся на сверкающий пол казино, сам нанес ему двумя пальцами резкий удар в шею. Один противник был повержен, и теперь Агейко, не совсем понимая, что делает, потянулся к лацканам черного смокинга Пантова.
Но не успел. С двух сторон его схватили за руки подоспевшие охранники казино. Ему еще удалось перекинуть одного из них через правое бедро, но в конце концов вынужден был сдаться. Численное превосходство врага было налицо.
Из казино его вывели в наручниках. Он даже не мог смахнуть кровь с лица, которая ручьем лилась из рассеченной брови. На выходе он нос к носу столкнулся с Бурмистровым. Охранники придержали Агейко за руки, уступая проход важному гостю. Но банкир не спешил.
Нисколько не удивленный неожиданной встречей, он остался у входа, держа руки в карманах брюк.
— Господин Агейко, — наконец улыбнулся он и запанибрата обратился к журналисту, словно к старому знакомому — Черт побери! А как же наше интервью?! Сдается мне, что теперь ты не скоро выберешься.
«Неужели подставили? Неужели и игра в покер, и драка были искусно спланированы?» — подумал Агейко и отчаянно рванул вперед, увлекая охранников прямо на банкира. Теперь ему казалось, что и Эдита оказалась в казино не случайно. Он опять проиграл…
6
Неожиданная встреча Бориса Бобина со своим сослуживцем в центре знакомств мадам Петяевой вынудила забыть его о счастливой, безмятежной жизни при депутате Пантове. Если уж быть до конца честным, то Бобан не боялся смерти. Если бы боялся, то, наверное, не искал бы ее на чужбине и уж тем более не пошел бы в телохранители к народному избраннику.
После первой чеченской войны он даже в родные края не заехал. Демобилизовавшись из десантных войск, купил туристическую путевку в Варшаву и в районе города Щецина перешел польско-немецкую границу. За ночь преодолел километров пятьдесят по лесу вдоль автобана, а когда наступило утро, вышел на трассу и проголосовал. Первый же грузовик довез его до Франкфурта-на-Майне. А оттуда до французской границы было уже рукой подать.
До этого Бобан не выезжал за пределы России, но точно знал, что в свободной Европе пограничников с собаками не бывает, а потому решил двинуть к французской стороне. Полицейский, к которому он обратился в Страсбурге, без лишних расспросов довел его до вербовочного пункта. Он без труда сдал физические нормативы, прошел карантин и через месяц был зачислен в иностранный легион, став защитником интересов Франции за триста долларов в месяц. Меньше в этой стране получали только безработные.
Но не за деньгами бежал за границу Бобан. Бежал он от себя. Только бешеный ритм учебной жизни в легионе, а затем боевые действия в Югославии помогали ему забыть то, что произошло в Чечне.
— Бобан! — прервал его раздумья Вован. — Как ты думаешь, сколько она может стоить?
Неаронов лежал на диване, разглядывая икону Божией Матери. Рядом с ним валялись альбомы по искусству с изображением икон и несколько книг по иконописи.
