Поэтому и от снимка влегкую можно отбояриться, и это не доказательство.
Но основания хотя бы задать вопрос подозреваемым имеются: если они знакомы, почему тут, в вагоне, и позже, в ресторане, упорно не обращали друг на друга внимания?
И еще одно. Отчим очень просил вспомнить – ночью она ведь не спала, бродила по коридору, – была ли заперта дверь соседнего купе. Того самого, где произошло убийство. Это ведь видно снаружи – повернута защелка внутри или нет.
И – да, Татьяна вспомнила: дверь соседнего купе заперта не была.
Уже можно было с чем идти к Валерию Петровичу.
9
Спустя семь часов после того, как крик Ольги Качаловой прорезал ночное пространство вагона и литерный поезд подбирался к станции «Рязань», отчим и Татьяна во второй раз за сегодняшний день переступили порог вагона-ресторана. Их сопровождал полицейский наряд в полном составе: лейтенантик и два чина помладше.
В ресторане дым стоял коромыслом. Садовникова непроизвольно отметила, что многие из пассажиров седьмого вагона, которые по вынужденным обстоятельствам заняли там места еще рано утром, оттуда, кажется, и не уходили. Например, пятерка англичан, к которым присоединились еще столько же соотечественников с других посадочных мест – они оккупировали два столика и продолжали горланить свое: «It`s coming home!» Увлеченный футболом сибиряк уже изрядно нагрузился и громко вспоминал эпизоды чемпионата тысяча девятьсот лохматого года.
Но самое главное – за тем же столом, что утром, рядом друг с другом преспокойненько помещались оба героя Таниных изысканий: медсестра и новоиспеченная вдова Ольга Качалова и м-ский хирург Илья Ходыженцев! Мило беседовали друг с дружкой! И – самый первый взгляд! – Таня отметила, как они сидели. Как смотрели друг на друга. Как касались друг друга плечами. И перестала сомневаться: нет, они не просто знакомы. И не просто познакомились здесь и сейчас и у них что-то наклевывается. Нет, они любовники – давние и тайные.
Отчим подошел к ним первым. С приятной улыбкой, обращаясь к женщине, процитировал:
– Как говорится, башмаков еще не износила, в которых шла за гробом
[6]…
Лицо Ольги сразу закаменело.
А лейтенант полиции – тут как тут – тоже проявил недюжинную эрудицию:
– Муж в могиле, брат в тюрьме, помолитесь обо мне!
[7]
Садовникова прям его зауважала – Ахматову цитирует!
Качалова немедленно окрысилась:
– Что я, в ресторан теперь никогда не смогу сходить?! И где мне прикажете сидеть? В мое купе меня не пускают! Место преступления, видите ли!
– В деле убийства вашего мужа, – спокойным тоном, не обращая внимания на ее вопли, продолжил лейтенант, – открылись новые обстоятельства. Я прошу вас следовать за нами. Вас обоих.
Любовники (а Таня, да, не сомневалась, что они любовники) переглянулись. Поднялись из-за стола.
Тут вступил отчим. Диапазон эмоций, которые он демонстрировал на публике, обычно бывал весьма широк. Артист настоящий – в этом его падчерица не раз убеждалась. Вот и сейчас он произнес дурашливым голосом:
– Как говорится, мальчики – налево, девочки – направо.
И – так, видимо, было заранее договорено с полицейскими – один младший чин оттеснил Ольгу от хирурга Ходыженцева и в сопровождении лейтенанта повел ее в сторону восьмого, штабного вагона.
Второй старшина (сержант?) указал дорогу мужчине-подозреваемому в прямо противоположном направлении.
За ним пошел Ходасевич. Татьяна, не будь дурой, увязалась за отчимом.
Они остановились на площадке своего седьмого вагона. А тут как раз поезд стал замедлять ход. Замелькали дебаркадеры, гаражи, бетонные заборы, граффити и многоэтажки довольно большого города. На площадку вышла проводница Любовь. Бросила любопытствующий взгляд на живописную группку: младший полицейский чин, Татьяна, пожилой и толстый Ходасевич, эффектный (но заметно нервничающий) хирург. Валерий Петрович, наступая своим животом, практически оттеснил задержанного к противоположной двери.
Меж тем рыжеволосая худышка в отглаженной форме РЖД распахнула дверь вагона и откинула прикрывавший ступени порожек.
– Остановка? – крикнул ей отставной полковник.
– Не остановка, но на малой скорости пройдем. Станция, – радушно откликнулась проводница и встала на ступеньки, держа в руке свернутый красный флажок.
– Лучше бы вам тут выпрыгнуть и деру дать, – неожиданно обратился отчим к Ходыженцеву.
Тот окрысился и покраснел:
– С чего бы это?
– Да с того, что с какой стати вы сегодня в поездной душ в шесть ноль пять утра ходили?
– Вам-то какое дело?! Захотел и пошел!
– Правильно. Убийство, как мы установили в ходе осмотра, произошло ориентировочно около пяти тридцати, а в шесть вы вдруг решили воспользоваться единственным на поезд душем. Не знали, что каждого моющегося в спецжурнальчик записывают, когда денежку с него берут? А вы, когда мыться пришли, еще так глупо врать стали. Дескать, я из десятого вагона и фамилия моя Квасов. Зачем, спрашивается, лгать, если вы ни при чем?
– Никакой душ ничего не доказывает!
– А капелька крови?
– Какая еще капелька?
– Которую вы после убийства спящему гражданину Черевикину на рубашечку нанесли? Капнули сверху со своей перчаточки – очень правдоподобно.
– Откуда я знаю про его рубашечку? И где он в крови вымазался! При чем здесь я!
– А перчаточки?
– Какие еще перчаточки?
– Окровавленные. С вашими отпечаточками пальчиков.
– Не понимаю, о чем вы.
– Выкинули вы их. В окошко вагона. Непосредственно после убийства. Тонкие, белые, хирургические. Думали, Россия большая, путь из города М. в Москву длинный – никто и не найдет. А ведь наши люди их нашли. Прочесали пути да и обнаружили. И теперь только вопрос времени – провести экспертизу, отыскать там ваши отпечатки и кровь несчастного Черевикина.
На лицо хирурга было жалко смотреть. Он слушал Ходасевича в оцепенении, с неизбывным ужасом.
Поезд вздрогнул и все-таки остановился на станции.
– Так что все для вас кончено, – продолжал полковник в отставке. – Вы знаете, остановка здесь не запланирована, однако поезд притормозил по моей просьбе. И вот прямо сейчас и здесь, на станции «Рязань», к нам на борт поднимается судмедэксперт, а у него в руках – криминалистический чемоданчик, в коем находится в том числе прибор типа «блюстар» для обнаружения слабовидимых пятен крови. Знаете, такой с люминолом, плюс инфракрасный фонарик. Наверняка в сериалах видали. И знаете поговорку – черного кобеля не отмоешь добела? Это как раз про вас. Потому что как бы вы в душе ни плескались, никогда следы и пятна крови не отмоете, не ототрете, чтоб совсем незаметно стало. Вот мы их и зафиксируем.
