Вот только смерть…
Нюхом, что ли, я определяла ее приближение?
На Дианину любовь я смотрела с практической точки зрения.
Ничто мне не подсказывало: эта любовь скоро кончится. Я просто видела: они не пара. Но бывает, что такие «непары» празднуют золотую свадьбу.
Меня только сильно доставали Дианины восторги. Она так влюбилась, как мне, наверно, не дано. Конечно, я была влюблена в Сашку, потом полюбила Валеру, но как-то это все было проще, что ли. А она могла говорить только о Станиславе и будущем семейном гнездышке.
– Так он что, тебе сделал предложение? – спросила я.
– Ну… да… Его мама очень хочет, чтобы мы поженились!
– А у вас с ним все нормально?
Я имела в виду: вы уже спите вместе?
– Ну… да… Нормально!
Похоже, она имела в виду что-то другое.
Но кольцо, которое ей на день рождения подарил Станислав, было дорогим и очень стильным. Диана даже не поняла, насколько дорогим, но я отвела ее в ювелирный магазин – и она ахнула.
Потом она вдруг стала извиняться за то, что они со Станиславом никуда меня не приглашают.
– Он знает, что ты моя подруга! Но он вообще не хочет, чтобы с нами кто-то куда-то ходил.
Я поневоле вспомнила отставного полковника. Видимо, у женщин этого рода карма – притягивать домашних деспотов и тиранов. Может быть, Дианина мамочка тоже была безумно счастлива, когда Роман Родионович стал за ней ухаживать.
А потом случилась беда.
Мы отпустили Диану на полчаса раньше, чтобы она могла пойти в кино со своим Станиславом. Салон мы закрываем в девять. Ушла она, значит, в половине девятого, кинотеатр – в трех кварталах от нас. Без четверти девять она мне позвонила и спросила, не искал ли ее Станислав в салоне. Потом с тем же вопросом обратилась без пяти девять. Потом – в пять минут десятого.
– Он что, пропал? – спросила я.
– Да-а-а…
– Ты ему звонила?
– Он телефон не берет! Что-то случилось!
– А его мамочке звонила?
– Нет еще!
– Ну так звони!
Диана вышла на связь через три минуты. Мамочка ничего не знала.
Я задумалась.
Октябрь – в половине девятого уже темно. Могло случиться все, что угодно, перед кинотеатром – «черный перекресток», городские власти никак не придумают, сколько светофоров и как именно там должно работать.
Нет, не перекресток… что-то иное…
Черное, блестящее, с легкой серебристой рябью… Смерть?.. Кажется, да.
– Может, он твоей маме звонил?
Он и мамочке не звонил.
Всю ночь Диана на такси странствовала по приемным покоям больниц, сперва городских, потом областных, и даже доехала до Никитинского. В шесть утра она, совершенно невменяемая, позвонила мне.
– Его нигде нет!
– А что его мама?
– Ничего не знает и не понимает!
Я уже знала правду, но молчала.
Станислав нашелся три дня спустя – в реке. Черное, ночное, с поблескивающей рябью, я не ошиблась. Его унесло течением довольно далеко. На голове была рана – то ли треснули чем-то тяжелым, то ли упал на острый угол. И что-то в этой смерти, видно, было подозрительное, потому что Диану вызвали на допрос к следователю. Допрос оказался коротким – и я даже представляю, что именно говорила Диана. Она по меньшей мере десять раз повторила, как ждала Станислава возле кинотеатра и как искала его по больницам. А кому охота слушать такое?
– Они мне врут! – заявила Диана после этого допроса. – Они что-то скрывают! Я должна знать правду!
Она уже раздобыла все черное и приперлась на работу в полном трауре. Даже черным платком голову повязала, но тут уж девочки на нее наехали и платок отняли. Еще не хватало, чтобы за стойкой дежурного администратора такая шахидка восседала!
– Какая тебе нужна правда? Он где-то с кем-то повздорил, может, его пытались ограбить…
– Нет, нет! Ты не понимаешь! Там что-то другое! У него был враг!
– Ну, был враг. Если наша полиция напряжется, то переберет всех его врагов и найдет убийцу.
– Я сама его раньше найду! И уничтожу!
Я хотела спросить Диану, как она это себе представляет. И удержалась. Нельзя было задавать ей такие вопросы. Слишком плохо ей было, чтобы мыслить логически.
Наш город вытянулся вдоль реки. Набережных – больше десяти километров, одни – променадные, другие вообще пустынные, особенно в октябре. Подъехать к парапету, чтобы сбросить тело, несложно…
– У них это называется «висяк», – сказала я несколько дней спустя. – Конечно, они поговорят с его знакомыми, с мамой, будут искать врагов, не найдут, и тогда решат, что это были пьяные подростки или вообще наркоманы. Скорее всего, его хотели ограбить… Видят – хорошо одет, звонит по айфону, на пальце золотой перстень с печаткой…
Сказала я, значит, это – и задумалась. Вряд ли у подростков или наркоманов была машина, чтобы отвезти тело на набережную. Выходит, враги, имеющие личный транспорт. Если такие враги не найдутся – значит, убили Станислава все же у реки. Набережные в октябре безлюдны. То есть, днем там в хорошую погоду еще развлекается молодежь, катается на великах и всяких странных штуках. Но вряд ли его убили днем. Зачем бы Станиславу гулять вечером под дождем на набережной?
Мне кажется, всякая мама десятилетнего сына вполне может работать частным детективом. Конечно, если сын – нормальный здоровый ребенок, а не замученный всякими секциями, частными школами и репетиторами страдалец. А уж когда Лешка с дедом кооперируются – это ваще!!! Деду много чего нельзя есть-пить, и он это прекрасно знает, и все же уговаривает Лешку тайно протащить домой бутылку пива, а потом ее же, пустую, вынести. И он же покрывает Лешкины художества. Когда мой неповторимый сын вздумал играть с мальчишками в хоккей на речном льду и провалился в воду, именно дед стремительно сушил его одежду и отпаивал его чаем с малиной, пока я была на работе, а Валера, как на грех, ездил на деловую встречу. Я бы и не узнала правду, если бы не Вера из третьего подъезда, чей Денис тоже провалился, но пострадал серьезнее – получил воспаление легких. И какой же скандал я закатила этим конспираторам!
Дед – на самом деле мой собственный дед, но Лешка тоже его так зовет, ссорится с ним и мирится, лезет к нему с вопросами: «Дед, а ты Сталина живого видел? А по телеку? Ты чего, как это – не было телека?!» Два года назад он писал сочинение о своей семье – нас чуть кондратий не хватил: «Дедушка воевал со Сталиным». Совсем детям головы заморочили с этим вождем народов.
Вообще-то мы деда любим, но…
Есть одно «но», которое мы стараемся держать как бы за пределами семейных отношений. Стараемся, но оно есть.
