– Ты чего? – обеспокоенно спросила Аня.
– Выходим! – скомандовал Максим, выскочил на улицу и потянул за собой Диму. – Быстро!
Среди таксистов ему привиделся Сатунтар, привязывавший Максима к колонне, а затем оставленный сторожить снаружи и в допросе не участвовавший. Это был сикх лет тридцати пяти, с традиционным синим тюрбаном, при этом с коротко стриженной бородой и одетый во вполне современные чёрные брюки и фиолетовую рубашку. Максим толком не запомнил его лицо, однако сикхов, даже таких осовремененных, в Пудучерри было немного, и одного синего тюрбана хватило, чтобы вернуть Максима к уже позабытой пульсации глубинного страха.
– Сейчас… – Максим задержался, чтобы расплатиться с рикшей.
Непослушные пальцы никак не хотели подцепить в рюкзаке кошелёк, а потом Максим вновь посмотрел на таксистов и теперь уже точно знал: это Сатунтар. Тот самый. И Сатунтар смотрел на него. И торжество в его глазах парализовало Максима.
Всплеск отчаяния и гнева.
Максим возненавидел себя. Сам был виноват в этом промахе. Расслабился и позволил рикше приехать в центр города – туда, где их могли поджидать. А Сатунтар уже шёл через толпу напрямик к Максиму. И за ним следовали два незнакомых индийца. Все трое смотрели на Максима.
– Назад! – закричал он.
Шмелёвы испуганно переглянулись. Ещё не поняли, что происходит. Затем Аня вскрикнула – Максим в спешке дёрнул её за больную руку. Сейчас было не до извинений.
– Они тут! Быстрее!
Затолкал всех обратно на пассажирскую лавку. Запрыгнул сам.
– Давай! – приказал рикше ехать вперёд.
Наконец нащупал кошелёк. Выхватил из него стопку новеньких купюр, каждая по сто рупий. Не меньше двух тысяч рупий сразу. Махнул ими перед лицом обомлевшего рикши и с остервенением снова крикнул у него над ухом:
– Давай!
Глава тринадцатая. Погоня
Больше подгонять рикшу не потребовалось. Увидев деньги, он рванул с места и тут же влился в пёстрый дорожный поток.
Сатунтар и двое других индийцев поспешили назад, к тому месту, где они стояли раньше. Максим с удивлением подумал, что сикх отказался от погони, а потом увидел, как тот распахнул дверцу старого вишнёвого «фольксвагена». От такой машины не уйти даже сáмому расторопному моторикше.
Максим повернулся к присмиревшим Шмелёвым. Аня побледнела. С жадным вниманием смотрела ему в глаза. Страх и отчаянная надежда, что Максим ошибся.
Нет, не ошибся.
– Туда! – Максим просунулся вперёд к рикше и теперь указывал ему, куда ехать. – Быстрее! Пять тысяч, если быстро! – Выбирал самые простые слова, чтобы индиец его наверняка понял. – Пять тысяч!
Можно было не повторять. Рикша рванул наперерез движению. Под гудки десятка машин и окрики пешеходов ворвался в указанную Максимом торговую улочку.
Нужно было затеряться в кварталах. Единственная надежда.
Улочка оказалась узкой, три метра в ширину, и запруженной, однако первое время рикша ехал легко, не сбавляя скорости.
Максим оглянулся. Вишнёвый «фольксваген» застрял на базарной площади, не смог проскочить так же ловко.
Перекрёстки через каждые сорок-пятьдесят метров. Жаркая тысячеголосая сеть. Так тесно, что у всех припаркованных мотоциклов загнуты зеркала заднего вида.
– Туда! – Максим дёрнул рикшу за плечо.
Свернули.
Потом ещё раз.
Петлять, прятаться. Только не останавливаться.
Уличный лабиринт. Мягкая гниль под колёсами. Домá в три-четыре этажа стояли плотно друг к другу и в такой тесноте казались высокими, нависали над дорóгой пёстрыми флагами вывешенного белья. Между домами – узкие проёмы, по колено заполненные помоями. Чёрные черви водосточных труб. Смрад, заглушаемый курением благовоний. В проёмах пошире на отходах паслись коровы и свиньи, мочились одетые в дхоти мужчины, в поисках свежих отбросов бродили нищие.
– Туда!
Максим всматривался в каждый поворот. Искал возможное укрытие. Старался выбрать наименее предсказуемый путь.
Движение замедлилось. Не протолкнуться.
По обе стороны очередной улочки тянулись выцветшие вывески магазинов. Мастерские, пекарни, табачные, скобяные и галантерейные лавки. В таких не спрятаться.
В сером углу открытого помещения на корточках сидел старик. Притулившись под вентилятором, штопал тканое полотно. Над ним, в той же комнатушке, на притолочном навесе в ещё большей тесноте сидел индиец помоложе – что-то записывал в толстую тетрадь с жёлтыми страницами, перебрасывал косточки деревянных счётов. Дальше по улице – торговцы чаем, стряпухи, мастера по чинке велосипедов.
– Туда!
На углу торговец соками раскручивал ржавые колёса давильной машины. Подпихивал под них стебли сахарного тростника, и пенистая белая жидкость стекала в одноразовый стаканчик. Тут же пропаривали рис, чистили фрукты, давили лимонад из крохотных зелёных лимонов и кипятили чай в широких чёрных котлах.
Каждый дом выходил на улицу конторкой, где можно было поесть, починиться, постричься, подновить посуду, одежду. На тротуарах вырезáли из покрышек черные шлёпки, сшивали лубочные книжки, жгли толстые сигары дешёвых благовоний.
Многоцветное мельтешение. Непрекращающийся гул, сотканный из криков, гудков, лязга и музыки, которая выплёскивалась из дребезжавших колонок.
И ни одного намёка на укрытие. Каждая из конторок казалась Максиму слишком очевидным выбором – Сатунтар, конечно же, заподозрит её в первую очередь.
– Туда! Давай! Быстрее!
Они окончательно увязли. Множество пешеходов. Ещё больше мопедов, мотоциклов, мотороллеров и велосипедов. Здесь же плелись коровы и козы. И почти ни одной машины.
Максим высунулся, посмотрел назад. «Фольксваген» давно пропал. И всё же он мог быть поблизости. Нельзя останавливаться.
С грязных балконов свешивались голые ноги – серая кожура стоптанных пяток. В окнах стояли женщины – до глаз закутанные в домашний платок, в сари, в полупрозрачной накидке… Смеялись, переговаривались с соседками на других балконах. Обычная городская жизнь.
Ехали слишком медленно. После очередного поворота угодили в затор.
– Всё! – Максим хлопнул рикшу по спине.
Торопливо выставил на улицу Аню и Диму. Судорожно отсчитал условленные пять тысяч и приказал рикше, особо не рассчитывая на его послушание, ехать до конца улицы.
Затем повёл всех назад, к тёмному проходу в одном из домов.
Проход вывел в замкнутое и задымлённое помещение. В нём пахло гарью и хлебом. Растрескавшиеся стены тонули во мраке. Ни ламп, ни свечей.
Максим шагал насторожённо, оборачивался к Ане и Диме, просил их не отставать. Вскоре увидел красные горнила. В карминовом сумраке появились рабочие. Одни сидели возле печей, другие возились с громоздкими сковородами, на которых кипело масло. По углам тоже сидели индийцы, однако их занятия не удавалось разглядеть. Приходу чужаков никто не воспротивился. Каждый занимался своим делом, лишь изредка бросая на Максима и Шмелёвых усталые, безучастные взгляды.
