Как и было обещано в проспекте, здесь стояли церемониальные маски, не то медные, не то латунные, и висели устрашающие глиняные головы, а под стеклом лежали старинные буддийские тексты на продолговатых заскорузлых листах. Максим ими не заинтересовался. Его влекло вперёд, к узорчатой двери в дальнем конце помещения – судя по всему, именно она выводила под стопы исполина Будды.
«Ты расскажешь о своём путешествии, чтобы узнать мою тайну». Не верилось, что с каждым шагом они приближались к этой тайне – к тому, ради чего дважды пересекли Индию, забрались в глубь Шри-Ланки, увидели, как страдают и умирают люди, страдали сами, терпели нескончаемо пыльную утомительную дорогу в страну горных перевалов.
Максим первый спустился по ступеням в затемнённую, лишённую окон полуциркульную комнату, расположенную глубже самогó святилища и придавленную низким потолком. Аня не была уверена, что сюда разрешено заходить посторонним. Оглянулась в страхе, что смотритель бежит остановить их, однако увидела, что тот по-прежнему занят чтением.
При слабом свете электрических ламп они с Максимом переходили от одной витрины к другой, рассматривали подарки, переданные сюда благотворителями, и тщились понять, что из этого могло принадлежать Шустову-старшему. Книги, свёртки текстов, жестяные и деревянные фигурки, какие-то письма и подшивки рукописных листков, шёлковые и парчовые тханки, старинные безделушки, должно быть, собранные со всего Кашмира. Бесконечная россыпь малопримечательных вещей, которые…
– Макс.
Аня замерла над очередной витриной.
На грудь опустилось давящее тепло. Во рту стало сухо. Язык неудобно ворочался под шершавым нёбом.
Аня, не до конца уверенная в своей догадке, включила фонарик на телефоне, подсветила им увиденное.
– Это то, что я думаю? – с дрожью спросила она подошедшего Максима. – Это то самое, о чём говорил Покачалов, ведь так?
Ей уже не требовался ответ. Последние сомнения ушли.
Максим молча достал из рюкзака нож. Аня поняла, что он собирается вскрыть едва закреплённое стекло витрины. Не стала его отговаривать.
Глава двадцать шестая. Песчаная буря
После ячьего сыра ещё долго держится приятный молочно-травный, чуть островатый, но при этом совершенно чистый привкус. Да, сыр хорош. Илья Абрамович на обед съел сразу четыреста граммов, ещё два килограмма взял на вынос. А вот жареные момо с бараниной были лишними. Теперь хотелось пить, к тому же пришлось хорошенько поработать зубной нитью. Прошло два часа, а нёбо до сих пор казалось обмётанным липкой плёнкой дыма. Жажда только усилилась после прогулки. На город опустилась песчаная буря, из-за неё чуть не отменили все рейсы в Лех, и хватило пятнадцати минут на улице, чтобы потом ещё с полчаса ощущать во рту сухую пыль.
Илья Абрамович согласился выпить чаю, но только после того, как убедился, что его будут пить и Максим, и Анна. Когда официантка – индианка лет тридцати, с двумя тугими косами – принесла им фарфоровый чайничек, на всякий случай поменялся с Анной чашками. Внимательно наблюдал за тем, как из узкого зелёного носика льётся янтарная заварка и следом, уже из пластикового чайника, льётся кипяток.
Девчонка сидела напротив, взволнованная, чуть бледная, однако неизменно красивая. Путешествие пошло ей на пользу. Её городская ухоженность обтесалась, обветрилась. Щёчки, всё такие же гладкие и мягкие, подтянулись, отчего в лице наметилась приятная заострённость. Впечатление усиливали собранные в хвост волосы. В их прошлую встречу Анна выглядела иначе. Илья Абрамович с улыбкой посмотрел на её скрытые под шерстяным свитером плечи. Вспомнил надорванную кофточку, оголившую белую кожу ключиц.
– Ты, Максим, напрасно так поступил, – Илья Абрамович отпил из кружки.
Чай оказался довольно крепкий, с явной примесью трав. Кажется, добавили тмин, шалфей и что-то ещё, похожее на эвкалипт. Интересное сочетание.
– Как сказали бы англичане, не стоило изображать овцу, страдающую головокружением. – Илье Абрамовичу нравилось это выражение. Точное, свежее, по-своему оригинальное. – Салли до сих пор в больнице. Это было нечестно.
– Нечестно? – переспросил Максим. Он казался спокойным. Научился держать себя в руках. Молодец. Теперь более уверенно вёл игру.
– Мне жаль твоего друга-монаха, однако у него был выбор. У вас у всех был выбор. Доржо, кажется, так его звали? – Илья Абрамович повернулся к Дмитрию.
Мальчишка молча кивнул. Он сидел сбоку, будто застрял на границе двух миров: Анна с Максимом – по левую руку, Илья Абрамович с Баникантхой – по правую. Ни на кого не смотрел. Только изредка поглядывал на сестру. За эти дни не раз умолял Илью Абрамовича позаботиться об Анне. «Что бы ни случилось, обещайте, что с ней всё будет в порядке». Илья Абрамович обещал. А он так просто словами не бросался. Знал, что при случае действительно позаботится. Нельзя же допустить, чтобы Анна вновь угодила в руки Сальникова: Константин Евгеньевич совсем не умел обращаться с девушками.
– Так вот, Доржо жил бы на горе и не знал бы горя. Молился бы своим богам. Достаточно было сказать правду. Он предпочёл молчать. И я уважаю его выбор. Доржо знал, на что идёт. А вот ты, – Илья Абрамович пальцем указал на Максима, – ты, мой друг, напал исподтишка. Разве так можно?
Максим не ответил. Мог бы напомнить о нападении на его отчима. Ведь Шахбан тогда поступил так же – ударил беднягу со спины, не попытался сперва поговорить с ним. Илья Абрамович ждал именно такого ответа, ради него и затевал разговор. Хотел, чтобы Максим перестал тешить себя своим мнимым благородством, чтобы внутренне признал своё равенство с Шахбаном или Сальниковым. Однако мальчишка просто промолчал. Молодец. Общение с ним становилось приятным. Хотя до отца, Сергея Владимировича, ему, конечно, было далеко.
Илья Абрамович допил чай, отставил чашку и вернулся к расшифрованным тетрадям, которые ему передал Шустов-младший. Открыл третью, ещё не прочитанную, и тут же, не поднимая глаз, спросил:
– Почему ты выбрал именно это место?
– Потому что сами вы никогда бы его не выбрали, – ответил Максим. Уверенно и быстро. Пожалуй, чересчур уверенно и чересчур быстро. Впрочем, он наверняка догадывался, что такой вопрос прозвучит.
Ресторанчик был дешёвый. Слишком тёмный, слишком шумный. Нарочито оформленный в тибетском стиле с преобладанием красных и жёлтых цветов. Нелепые юбочные тканые абажуры, загородки из рисовой бумаги и гипсовые маски всевозможных божеств. По углам даже стояли гипсовые монахи – пёстрые и выполненные в человеческий рост. Максим был прав, Илья Абрамович никогда бы не стал ужинать в подобном месте. Достаточно было взглянуть на его крикливую неоновую вывеску и липкое ламинированное меню.
Собственно, и сам город Илье Абрамовичу не понравился. Он здесь никогда прежде не был. Ожидал чего-то более… впечатляющего. Древний город, столица горных караванов. А на деле – сплошное убожество с претензией на исключительность. Все эти путаные улочки с мрачными арками, через которые приходилось идти склонив голову, с тупиками завалов и мощёными тропками, которые иной раз вели прямо по крыше одноэтажных домов – в щель под ногами можно было разглядеть, как в утлой лачуге сразу несколько женщин заняты шитьём или готовкой. Вдоль водных каналов ошивались лохматые собаки и полунищие горожане в вязаных шапочках. Всюду пахло благовониями, влагой и побелкой.
