Перед тем как войти в черную дыру, Жало вновь обернулся и спросил Павлыша, словно угадав, что у того появились сомнения, стоит ли соваться в темноту:
— Ты идешь, дух?
Павлышу стало совестно перед парнем, которого вроде бы обязался защищать. И он ответил по возможности тверже:
— Не бойся, иди.
Послушно защебетал лингвист.
Один из воинов задержался у входа, нагнулся, вырвал нижний камень, и глыбы обрушились, отрезав солнечный свет и звуки утренней долины. Остался лишь мрак, отступающий шаг за шагом перед зыбким мерцанием факелов.
* * *
Путь по пещере был долог, однообразен и утомителен. Павлыш не включал фонаря. Впереди покачивались оранжевые пятна факельных огней. Клочья дыма, схожие по цвету со стенами, отрезали порой Павлыша от согнутой спины воина, шедшего впереди. И тогда рождалось странное ощущение: будто бы замурован в горе и следующий шаг приведет к стене. Павлыш даже протягивал вперед руку, чтобы пальцы, проникая сквозь податливый дым, изгнали из мозга ложный образ.
Воины находили нужные повороты, отыскивали ответвления пещеры по лишь им заметным и понятным признакам, и Павлыш, который некоторое время старался запомнить путь, вскоре понял, что, если ему придется возвращаться одному, он все равно заблудится.
Запомнился лишь обширный зал. Мокрые стены уходили вверх, в темноту, искрились сталагмиты, и где-то, невидимый, шумел ручей. Павлыш решил сфотографировать зал, дал вспышку, и спутники его пали ниц. Может, решили, что разверзлось небо. Пришлось подождать, пока они придут в себя, подберут упавшие факелы.
— Ничего страшного, — бросил Павлыш. — Можно идти.
— Мы ничем не обидели тебя, дух, — сказал укоризненно главный воин.
— И я вас, — улыбнулся Павлыш. Но улыбки никто не увидел, а эмоций лингвист передавать не умел.
Подземный ход перешел в лестницу. Ступени были выбиты неровно, приходилось нащупывать следующую башмаком и держаться за стену.
Передние остановились. Путь закончился. Впереди была деревянная дверь. Первый воин постучал в нее древком копья.
— Кто пришел? — донесся голос с той стороны.
— Слуги богов, — ответил воин.
— С добром ли пришли?
— С удачей. Боги будут довольны.
Дверь отворилась со скрипом, и в расширяющуюся щель проник желтый свет. Когда Павлыш вошел внутрь, воин, шедший последним, запер дверь на щеколду. А тот, кто впустил их, отступил к стене и спросил:
— Я позову Старшего?
— Да. И скажи ему, что с беглецами пришел незнакомый дух.
— Где? — спросил воин, разыскивая взглядом Павлыша. Помещение было освещено плошками с жиром, стоявшими вдоль стен. Он увидел Павлыша и произнес: — Откуда этот дух?
— Он пришел сам. Мы не приглашали его. Так скажи Старшему.
— Я его позову.
Жало и Речка стояли посреди комнаты, будто отделенные от остальных невидимым барьером.
Павлыш достал камеру, но воин заметил движение, понял его и сказал:
— Не ослепляй нас, дух. Подожди, пока придет Старший.
Человек, вошедший в комнату, остановился на пороге. Неровный свет плошек и дым от погашенных факелов мешали Павлышу разглядеть его как следует. Он либо вождь, либо жрец племени. Голос его был высок и резок. Лингвист перевел слова:
— Беглецов закройте. Мы подумаем, что с ними сделать. Боги скажут.
Старший был мал ростом, зябко кутался в толстую грубую ткань.
Жало обернулся к Павлышу:
— Защити меня, дух.
Павлыш сделал шаг вперед, и воины расступились, чтобы пропустить его.
— Здравствуй, Великий дух, — сказал Старший. — Ты знаешь, что мы не можем отпустить их, боги накажут.
— Жизнь в руках богов, — проговорил один из воинов.
— Жизнь в руках богов, — забормотали, словно заклинание, остальные.
— Ты пойдешь со мной, дух? — спросил Старший.
— Да, — ответил Павлыш. — Я хочу, чтобы им не было причинено вреда.
— Идем. — Старший, не двигаясь с места, ожидал, пока Павлыш приблизится к нему.
Павлыш ожидал увидеть старика, мудреца, хитрого старейшину племени. Старший оказался не стар, стоял, чуть наклонившись вперед, настороженно и крепко. Нижняя челюсть его была скошена, и темное лицо покрыто желтой шерстью. Глаза спрятались под нависшими надбровными дугами, и взгляд упирался в грудь Павлышу.
— Идем, — сказал Старший. Он повернулся и миновал дверь, уверенный, что дух последует за ним. Уши Старшего были прижаты к затылку. Они были странной формы, не такие, как у прочих — длинные, заостренные.
Следующая комната была мала, полутемна, и Старший быстро прошел ее. Он чуть припадал на правую ногу. Сзади доносились голоса, споры.
— Жало боится, — сказал Старший, не оборачиваясь. — Он нарушил закон.
— Что он сделал? — спросил Павлыш.
Старший толкнул еще одну дверь. Он вел Павлыша по длинному коридору. Плошки с жиром покачивались под потолком.
— Он нарушил закон, — уронил Старший. Он не хотел уточнять.
— В чем его проступок? — настаивал Павлыш.
— Дух знает, — ответил Старший. — Дух знает дела смертных.
— Я пришел в долину, когда твои воины уже настигли его.
— Ты знаешь, — повторил Старший.
В конце коридора появилось светлое яркое пятно. Дневной свет. Старший взмахнул рукой, спугнув со стены спящих, прицепившихся ножками к потолку тварей. Твари засуетились, замельтешили прозрачными крыльями, пропали в светлом прямоугольнике. Павлыш зажмурился. На глазах выступили слезы. Павлыш приподнял забрало и приостановился, чтобы их вытереть. Старший обернулся. Он стоял у входа, опершись о стену, и довольно спокойно наблюдал за действиями Павлыша. Жители Форпоста были нелюбопытны.
Они вышли на небольшую площадку. Кроме отверстия, которое вело к подземелью, на площадку выходило еще три черных отверстия. Четвертое было прикрыто деревянной дверью из тонких бревнышек, связанных веревками.
С площадки открывался вид на голую долину, огражденную отвесными скалами. Здесь, в верхней части, долина была узкой. Противоположный склон глядел на Павлыша черными дырами других пещер. На дне долины сгрудились хижины, сложенные из камня и покрытые листьями и прутьями. Рядом протекал голубой ручей, который ниже, там, где долина расширялась, впадал в небольшое озеро, окруженное деревьями. Еще дальше в долину вонзился язык ледника, отороченный каменной осыпью, откуда брал начало еще один ручей, также стремившийся к озеру. Язык ледника создавал перемычку, за которой, еле различимые в дымке, виднелись заросли деревьев и кустарник, тянувшиеся до самого откоса. Откос запирал долину. Выхода из нее не было видно.
