Теперь куца? К Михаилу рано. Прикинул, какая на мне одежка — сойду за иностранца? — и покатил в «Березку».
Вошел в чистенький, сверкающим всем иностранным магазинчик, побродил меж стеллажей, заставленных блоками с сигаретами, взял три разных; прихватил пузырек бренди… Дуриком, на смеси ломаного родного языка и относительно чистыми вставками языка не родного, объяснился с кассиршей, сунул в карман шестьдесят долларов сдачи и, довольный, что не прицепились всякого рода особисты, надзирающие за содержимым кошельков советских людей, вышел.
На улице возле меня возник парень — плечистый, сноровистый, с загорелым лицом, в яркой спортивной куртке. Складной зонтик висел у него на боку, как пистолет, изогнутой своей ручкой просунутый в петлю для ремня.
— Рашн иконами… интересуемся? — с конспиративной хрипотцой зашептал он.
Так. Коллега.
— Сожалею, корешок, нет, — усмехнулся я, глядя на растерянное его лицо и узнавая это лицо… Тот, в свою очередь, признавал меня… Старый клиент. То ли крыло я ему красил, то ли дверь… Владелец «запорожца» древней модели. Осторожно живет, правильно.
— Чего тут пасешься-то? — спросил я недружелюбно.
— «Капуста» нужна, — ответил он, явно теряя ко мне интерес.
— «Грины»… Две тысячи возьмешь? — спросил я с иронией.
— Конечно! — неожиданно согласился он. — Один к четырем. Только тогда так. Денег подзайму и сегодня же здесь, у метро. Выход к стадиону. В семь часов. Я на своем клопе подъеду — увидишь. Откатимся в сторону и махнем… Чтоб не замели у валютки-то…
Я обрадовался. Действительно, обменять часть опасных деньжат, чтобы на пару лет рублей хватило и — завершить эпопею. Вернее, затихнуть на эти самые пару лет. Михаила попрошу подстраховать процедуру обмена. В последний раз, скажу… В лес, правда, придется тащиться, покой клада тревожить, но ничего.
На минутку решил заглянуть к Олегу. Дать деньги на выкуп бренных останков. Вообще я тут его зауважал: пить он бросил, кропал свои картинки, готовился к выставке…
— Кто? — спросили за дверью бдительно.
— Я, — дал я конкретный ответ.
Дверь опасливо, на малюсенькую щелочку приоткрылась, и в ней показалось чье-то лицо без щек.
— Олег… — сказал я, как начало пароля.
Щелочка мало-помалу расширилась. Передо мной стояла девчонка лет пятнадцати: худенькая, остроносенькая, веснушчатая и чем-то испуганная.
— Я сестра, — торопливо, словно оправдываясь, пояснила она писклявым голосом. — У нас несчастье. Вы… друг Олега? А… он йогой занимался. Поза трупа. Ну, расслабление мышц, нирвана…
— Птичка в небе? — севшим голосом спросил я, припомнив.
— Да. И он не мог сесть… Летал… и не мог, разбился.
— К-как разбился?
— Ну… психологически. Утром увезли. В больницу.
Доигрался, дурак! Дальнейшие пояснения я не слушал. Известие произвело на меня впечатление ошеломляющее, и выбитый из колеи, расстроенный вконец, я покатил на работу к Михаилу. Там сообщили, что сегодня тот в отгуле — покупает машину. Ох, не вовремя… Поехал к нему домой. По пути, на шоссе, тоскуя в компании самого себя, решил несколько отвлечься, подсадив «голосовавшую» на обочине девицу.
— Ноу меня только рубль! — веско предупредила она Однако, услышав, что денег не требуется, приятно изумилась и впорхнула в салон.
На ней была самодельная макси-юбка из грубого псевдоджинсового материала с тремя разноречивыми иностранными нашлепками и жутко розовая кофта с бисером белых пуговиц.
Травленные до лимонной желтизны волосы, мышиного цвета пробор, напудренное личико и белые десны, обнажавшиеся при улыбке.
— «Волга» все-таки машина спокойная, — рассуждала девица умудренно. — У меня у дяди «Волга». Зеленая. Нет, как… цвет морской волны, во. А «жигули», знаете, ужас, такие шустрики и вечно бьются! Я сегодня, когда в город за продуктами ехала, так один прямо на глазах… Смотрите — вот!
Я скосил глаза, узрев матовую россыпь битого стекла на шоссе.
— Утром! Прямо на глазах! — кудахтала она возбужденно. — Кошмар просто. В такой грузовик с бетонными плитами…
— Ладно, — оборвал я ее, неотвязно размышляя об Олеге. — Сейчас и мы в грузовик…
Поначалу она вроде как и обиделась, удивленная моей резкостью, поскольку, вероятно, полагала, что неотразима как внешне, так и суждениями своими, свидетельствовавшими о недюжинном интеллекте, однако, вспомнив, что едет с филантропом, переключилась на тему погоды.
Дверь Мишкиной новой квартиры открыла крыса его благоверная. В махровом халате, с полотенцем на голове, вся зареванная, пунцово вспухшая лицом… видимо, был скандал. Вперилась в меня безумным взглядом заплывших глаз с животной какой-то ненавистью.
— Можно? — осведомился я галантным тоном.
Она открыла рот, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Потом провела рукой у горла, и глаза ее, расширившись, сверкнули так, что мне стало не по себе.
— Входи, — сказала сиплым, нехорошим басом.
— Где Миша?
Улыбнулась, застыв лицом. Качнула игриво бедрами. И, раздирая рот, закричала, вцепившись в меня:
— Там, где и тебе желаю, гад поганый! На том свете! Говорила, не будет вам ничего… Деньги, иконы… Вот и кокнулся! — Она подбежала к буфету, выдернула ящик, грохнув его на ковер, выхватила оттуда розово-белый, карамельный ворох червонцев и, бросив себе под ноги, начала топтать их, дергаясь и всхлипывая в истерике. Халат ее расстегнулся, открыв нескладное, тощее тело… Дальше пошли какие-то кликушеские вопли о грехах и воздаянии за них, санкционированном свыше.
Я отправился восвояси. Влезая в машину, увидел Мишкиного отца, сидевшего на лавочке во дворике и сосредоточенно жующего папиросу…
На обратном пути, возле островка осколков, затормозил. Шоссе было пустым, и долго, сидя на корточках, я рассматривал щербатый от вкраплений бесчисленных камушков асфальт, заляпанный пятнами гудрона, масла и… крови.
Гудящая пустота квартиры обрушилась на меня, повалив на пол. Я подтянулся, опершись локтем на скользко блестевший паркет, вонявший мастикой; увидел перед собой иконы, прислоненные к стене: искрошенные, задернутые пыльно-черной вуалью времени, другие — залитые свежим лаком недавней реставрации, лубочно-пестрые… Я шептал в каком-то психозе, длившемся, казалось, бесконечно:
— Господи… Господи… — Больше слов не находилось.
Потом встал, отрезвленно припомнив назначенную на семь часов вечера встречу. Встречу надо было переиграть на более благополучный день.
Голубой «запорожец» стоял на обозначенном месте возле метро. Знакомая спортивная куртка, призывный взмах руки…
— С собой? — сразу спросил парень.
— Да… То есть… да, — рассеянно промямлил я, нащупывая в кармане имеющиеся шестьдесят долларов, и уже приготовился сесть в машину, чтобы дать пояснения, но сделать этого не сумел: сзади меня стиснули чьи-то уверенные руки, я инстинктивно рванулся, но навстречу мне шагнули из толпы люди в плащах, а возле «запорожца» возникла неизвестно откуда выкатившая «Волга» со штырьком характерной антенны на крыше.
