— В итоге все большие государства составляют маленькие люди. И история общественных переустройств — дело их рук…
— А как же тогда с большими людьми?
— Ну, ладно, давайте выпьем, — хмуро сказал Прошин.
Чукавин сидел на подоконнике и курил, старательно избегая тяжелого взгляда Лукьянова. Он знал, что тот терпеть не может, когда курят у него под носом, к тому же в лаборатории, но на лестницу Паша идти не хотел, испытывая отвращение ко всяким «уголкам курильщика», где прирастаешь к стенке и, сознавая ущербность свою, терпеливо сосешь дым. В конце концов удовольствие начинает походить на отбывание повинности, и докуренную сигарету уже с облегчением бросаешь в урну: наконец-то!
День был чудесный, почти весенний. Снег на газонах лежал тяжелый и сырой, и на институтском дворике появились первые лужи, горевшие на солнце расплавленным золотом. Зима умирала на черной земле прогалин, в веселой солнечной слякоти, в молодой голубизне неба.
— Скоро… начнется, — вырвалось у Паши рассеянно. — Отрадное природы воскресенье…
— Ты… кончай смолить! — не выдержал Лукьянов. — Обнаглел! Приказ читал — в коридоре висит? Нет? Прочти. Вплоть до увольнения. Потом, кроме тебя здесь люди. Я.
— Здоровым умереть хотите, — заметил Паша, сплевывая на окурок и бросая его в угол, в корзину с бумагами.
— Так, — задумчиво прокомментировал Лукьянов. — А мы еще спрашиваем, почему возникают пожары. Таких, как ты, надо гнать отовсюду.
— Не беспокойтесь, уйду сам, — скривился Паша. — Вопрос одной недели.
— Ух ты! — встрепенулся Лукьянов. — С чего это?
— А работа неинтересная. — Паша, нагнув голову, сосредоточенно болтал башмаком. — Аппарат наш всем до фени, все некурящие, никто рака не боится, никому ничего не надо…
— Ну, понес, — сказал Лукьянов брезгливо.
— А что, нет? — Паша спрыгнул с подоконника. — Нашу мастерскую возьмите. Мастерская лаборатории. Хе! — Он повел головой. — Одних станков сорок штук. Черта с копытами сделают и на рога поставят. Прихожу сегодня… К начальнику. Нужен кожух для датчика. Вылупился на меня, как ерш на тюленя: «Да вы что? Только через Прошина». Здра-а-сьте! Он же в Англии! А по мне, говорит, хоть бы и в Великобритании. Он у меня командир. А таких, мол, как ты, со своим кожухом — это здесь весь НИИ. Мор-рда пакостная… А все Лешка! Устроил себе заводик в миниатюре — и король жизни — все на колени! Кому по делу сделаем, кому для дома, для семьи. Начальству — сначала, остальным — по списочку. Естественно, мы — вам, вы — нам. Средства на расширение, будьте любезны… И растет заводик. Клепает, тачает, строгает и варит. Все довольны, контроля — ноль, и тишина в итоге. А что заводик к лаборатории относится, это забыто. И чтобы для лаборатории что-нибудь… Кстати. — Паша подскочил к стенду, выдернул ящик. — Принес в качестве наглядного пособия. Где оно… черт? Ага. — Он выдернул из-под кучи радиохлама матовый металлический пенал. — Смотрите и удивляйтесь.
Лукьянов взял пенал в руки, повертел. Пазы, лунки, отверстия.
— Материал — титан, — определил он. — Но что это такое…
— Замок, вот что такое. — Чукавин вложил пальцы в параллельные углубления. — Здесь — языки, тут… — он ковырнул ногтем паз, — схемка. Ма-аленькая схемуля. И — роскошный сторож. Гараж, квартира, машина. Фирма гробов не делает. — Он помолчал, глядя на заготовку. — Собственно, тоже кожух. Половина его, вернее. Вторая в стадии производства. А чтобы кожух для датчика…
— Ты говоришь: схемка… — Лукьянов заинтересованно прищурился. — А…
— Серега Глинский! — мгновенно нашелся Паша. — Ищите там. Деловые лошади! — прибавил он с энтузиазмом. — Пасутся тут с бесстрастными рожами и стригут купоны!
— Ты у кого взял этот полуфабрикат?
— У фрезеровщика, — сказал Паша с неохотой. — Сегодня надо вернуть.
— Я не пойму, — Лукьянов пожевал губами, — ты на что намекаешь? Воруют?
— Да плюньте и забудьте, — посоветовал Паша, морща нос — Их дела, а там — беспроглядно. Может, оно все и нормально.
Лукьянов кивнул.
— Конечно. Только коробочку я верну сам. — Он сунул заготовку в карман. — А ты пока ни-ни!
— Начинается следствие, — сказал Павел. — Криминалист Лукьянов берется за лупу. Доберман-пинчер не нужен? У брата как раз щенки. Могу устроить.
— Ты знаешь, — молвил Лукьянов грустно, — собаки мало живут. А ведь они — как дети…
— А ну вас, — сказал Паша, изображая раздражение.
В мастерской Лукьянова встретила тишина: ни один станок не работал. Рабочие толпились посреди цеха, около двухметрового, лежавшего на деревянных козлах торпедообразного снаряда, напоминавшего термос, к чьей горловине общими усилиями примерялась тяжелая, зеркально блестевшая крышка. Рядом стояли сосуды с жидким азотом. Лукьянов подошел ближе, отыскал взглядом упомянутого Пашей фрезеровщика, встал возле него, наблюдая; робко спросил о назначении конструкции… Последовал краткий нецензурный ответ неопределенного свойства. Крышку примерили и, неудовлетворенно переговариваясь, куда-то унесли. Лукьянов заглянул внутрь торпеды. В глазах зарябила переливающаяся ртутная чернота…
— Вы ко мне?
Начальник мастерской. Галстук на резинке; аспидно-черный, с иголочками халат; лысина, обрамленная прилизанными рыженькими волосиками, злые пуговки глаз, бескровные, плоские губы; словно пропитанная желчью обрюзгшая кожа щек… И такая свинцовая, прокурорская недоброжелательность во взгляде, что Лукьянова сразу охватила тоска. Этого типа он не выносил. Но сейчас пришлось выдавить из себя разлюбезнейшую улыбку:
— К вам, дорогой вы наш, к вам…
Прошли в кабинет, совмещавший инструментальную каптерку. Разговор был коротким. Коробку удалось выпросить. На время. Якобы по приказу Прошина. Дали. Из дальнейших переговоров, носивших характер сугубо дипломатический, всплыл обескураживающий факт: относительно замков начальник пребывал в неведении праведника, полагая, что вся эта продукция — суть части некоего официального агрегата. На вопрос: какого именно? — прозвучало озлобленное: «Вам лучше знать. А что титана нигде не достать, а идет его на вас уйма, это нехорошо, товарищи и друзья. У нас все-таки не завод…»
Перерабатывая информацию на ходу, Лукьянов явился к Глинскому. И вовремя: группа как раз ушла на обед и тот пребывал в одиночестве, что способствовало спокойному течению диалога.
— Знакомая штучка? — начал Федор Константинович без предисловий. — Ну, говорите…
— Знакомая… — механически произнес Глинский.
— Электронный замок?
— Не знаю. Он приказал мне под размеры корпуса делать схемы.
— Сережа, — с упреком сказал Лукьянов и положил руку ему на плечо. — Мы же выяснили этот вопрос. Если вы до сих пор его служка, подпевала и хвост, тогда не говорите ничего. Сам разберусь. Да я и разобрался уже. Этот титановый замок — ключ к другому титановому замку, более сложной системы, естественно… Так? Меня интересуют детали и подтверждение соучастника, то бишь очевидца. Как посмотреть… Если вы со мной — говорите. Обещаю: наказания не будет. Я постараюсь. Только я должен знать, ради чего стараться.
