Он подошел к окну. Из форточки по-весеннему пахнуло тающим снегом и приятным холодком. Фонари не горели, неспокойная темнота лежала за запотевшим стеклом. И тут он ощутил в себе отчужденное, будто и не ему принадлежавшее беспокойство. Вспомнился Чукавин, Глинский… Все вспомнилось. И опять бесполезным усилием он уцепился за вероятность ошибки, тут же исключив, во-первых, Сергея; во-вторых — простенький, но рациональный принцип аферы: каждый делает маленькое и непонятное, что в соединении представляет понятное и большое. Тут Прошину не откажешь: складывать оригинальную мозаику из разрозненных банальностей он мастак! А сорвался глупо, на пустяке. Все открыла случайность, праздный ход мыслей Чукавина. И понятно, откуда брались машины, роскошные лыжи, заморские платья… Впрочем, замки — мелочь и далеко не единственная статья доходов. Ну а воровал зачем, ясно. Поддерживал финансовый тонус привычного бытия. Оно бы только раз почувствовать вкус денег — потом аппетита не унять. Вот и расставлено все по местам. Бегунова жалко…
Лукьянов медленно провел пальцем по влажному, скрипучему стеклу. И — замер, пораженный мыслью: «…датчик… расчеты Глинского… Соприкосновение явно заведомое…»
Он еще долго, бессвязно думал об этом и заснул за две минуты до звонка будильника.
Пробуждение было тяжелым. Ломило виски, скверная слабость овладела телом.
По пути на работу он тупо вспоминал, успел позавтракать или нет. Но так и не вспомнил.
В кабинете перекликались телефоны. Настойчиво жужжал селектор. Прошин забросил шапку на крюк вешалки и снял первую попавшуюся трубку.
— Ты сегодня поздновато, — сухо заметил голос Авдеева.
— Зато ты рановато! — взорвался Прошин. — Увидел машину и рад! Опомниться не дадут! А я, между прочим, еще в командировке. Ну, в чем дело? Упала Пизанская башня или Луна на Землю? Грядет потоп или мессия?
— Зайди, есть новости. — Авдеев помедлил. — Важные.
— Ладно, — неприязненно обронил Прошин и, сдернув с вешалки шапку, отправился в лабораторию.
За последнюю неделю Авдеев сильно похудел, выглядел утомленным и в крайней степени неухоженным. Развязанные шнурки его ботинок волочились по полу.
— Вот, — негромко сказал он вместо приветствия. — Первая часть расчетов. Вторая будет готова в течение месяца.
— С Романом говорил? — заговорщицки мигнул Прошин.
— Говорил, — кивнул Коля хмуро. — Накололи мы Лукьянова, не волнуйся. Датчик делаем многоячеечный… Как ты Романа-то совратил на такое дело? — вырвалось у него.
— Все ради тебя… стараюсь. — Прошин просматривал расчеты. — Ну, кто умнее, Лукьянов али мы? — Он поднял на Авдеева глаза.
— Разные категории, — пожал плечами Коля. — Мудрых уважают, хитрецами восхищаются…
— Хэ, — сказал Прошин и углубился в бумаги.
«Человек работал на износ, — созрело уважительное определение после беглого просмотра первой страницы. — Надо, пожалуй, разгрузить парня. Всех подстегну, всех! От препараторов до Лукьянова! Времени нет. Успею до октября?» Он снова взглянул на Авдеева, но тот уже удалился.
Прошин встал, прошелся по лаборатории. Подумал: диссертация стала на данном этапе основой его жизни. А может, заставить себя охладеть? Получится — хорошо, нет — нет… Чрезмерное желание — суета опасная, умерщвляющая душу, тут если растрачиваться, надо знать, чего ради… Но аргументы в пользу докторской были весомы: пропуск на международные конференции, путь к хорошим деньгам, причем — получаемым по ведомости, а не с помощью рискованных авантюр, с коими — хватит… Прокол рано или поздно последует, а в таких делах он гибели подобен. Тем более Глинский оторвался, вон стоит у окна, как бы не замечает… А союзник сейчас нужен! Вдруг дойдет Лукьянов до истины, вдруг поймет, что надули его Рома и Коля («Ах, молодцы, ах, бродяги — Лукьянова провести!») — ив пику завернет все на прежний маршрут? Тогда без напарника тему не снять. А что, если Витя Мухов? На нем — система опрашивания ячеек. Сейчас самый момент выписать на нее средства, да такие, что Бегунов если бы и сам захотел к сканирующему датчику вернуться, духа не хватило бы. Значит, все-таки Витя? А не все ли равно? Витя, Коля, Саша, Оля, Ибрагим, Мафусаил… И перед Прошиным медленно начала вырисовываться фигура Мухова: тройка, начищенные ботиночки, подстриженные усы… Но хотя логика убеждала: с этим, мол, попробовать стоит, внутри у Прошина все противилось такой кандидатуре. Его отталкивала в Мухове стерильная прямо-таки чистоплотность, бесстрастные и корректные манеры, полное отсутствие юмора и что-то еще… Что-то настораживающее и непонятное. Но что именно, Прошин никак не мог уяснить. А логика талдычила: на безрыбье…
Вернувшись в кабинет, Прошин посидел, отстраненно припоминая Лондон, Кларка, дорогу туда и обратно, и, наконец отбросив в сторону засасывающие в бездеятельность мыслишки, набрал номер внутреннего телефона.
Через несколько минут в кресле напротив него сидел Мухов. Глаза инженера бегали. Алексей понимал: боится, как бы не запрягли…
— Старина, — задушевно начал он, — тебе вскоре придется переменить стиль работы.
Мухов сохранил спокойное лицо, но Прошин знал: внутри у него…
— Как дела с выходной частью? — спросил он.
— В общем, я многое разработал, — заговорил инженер. — Я время зря не теряю… Но дело не только за мной, а и за Чукавиным, и за Авдеевым. Я должен приспосабливаться к их работе, подогнать все…
— Витенька, — укоризненно перебил Прошин, — не надо меня обманывать. Пока ты ничего не предпринимал. У тебя мало времени для работы. Жена, дети… Сколько детей-то?
Мухов шевельнул губами.
— Двое… Один недавно родился.
— Ну, вот. Поздравляю. И я, понимая сложное твое положение, специально создаю тебе свободный режим. И не вижу ничего страшного в том, что подчас ты якобы занят сбором информации, сам же пестуя младенца. Только не вкручивай мне мозги. Я сам большой любитель вкручивать их. Повторяю: лично я… за то, чтобы не заваливать тебя работой, и еще за то, чтобы мы были друзьями. А не просто начальником и подчиненным. Согласен? — Он протянул Мухову руку, и тот вяло пожал ее.
«Почему нет энтузиазма?» — удивился Прошин.
— Далее, — продолжал он. — Сегодня я иду к директору с просьбой повысить тебе зарплату. Жена, наверное, сейчас не работает? Ребенок, да?
— Да, — чуть слышно произнес Мухов.
— А тут хоть десятка…
— Спасибо…
— И еще. Ты не против взяться за одно деликатное дельце? Надо немножечко поработать…
Прошин внутренне усмехнулся. По лицу инженера читалось, что он разгадал все эти штучки-дрючки, и сейчас, после кусочка сахара, ему сунут бяку в виде гадостного задания…
— Съездить за границу, — закончил Прошин, в первый раз наблюдая, как у людей отваливается челюсть.
— Я в принципе и сам не против. — Он не удержался от улыбки. — Собственно, я и должен туда ехать, однако поедешь ты. Передашь мне дела; на мир посмотришь… Командировка, правда, коротенькая — всего неделя… Оформишься в рабочем порядке. Я помогу.
