— Да откуда их взять, людей этих? — вопросил Прошин с мукой в голосе. — У меня есть народ… Машину сделать, ну… телевизор…
— Телевизор… — Взгляд Полякова нес сочувствие. — Сам ты телевизор. Тебя только включить надо. В сеть. Людей откуда брать? Да их дивизии! Подойди к троллейбусной остановке в час пик и смотри. Кто первым в дверь заскочит, за шкирку — ив мешок. Через час будешь иметь человек десять. Прытких и ловких.
— Все это прекрасные схемы, — вздохнул Прошин. — Но в настоящий момент я сам в мешке. И как выкарабкаться из него…
— Я размышляю, — кивнул Поляков. — И уже почти знаю, что делать. Не скули, парнишка, все будет в полном окэе. Я, Леша, беру над тобой опеку. Ты спрашивал: одна ли у меня комната? Гляди…
Стеллаж с книгами отделился от стены, открыв черный прямоугольник входа в смежную комнату; вспыхнуло голубое сияние — и перед Прошиным действительно предстал двадцать первый век. Он увидел маленькую, великолепно оборудованную лабораторию. Стены, заставленные приборами, высокое кресло на ножке-стержне, стенд, а на нем инструменты для тончайшей пайки и измерений; какие-то щипчики, лапки; микроскопы в золотистой полиэтиленовой пленке. И все сверкало цветным пластиком, хромом и чистотой.
— Вторая комната, — пояснил Поляков. — Вопросы есть?
Прошин изумленно молчал.
— Есть, — сказал Поляков. — Отвечаю. Я надомник. Понимаешь, последнее время народ резво берет западную аппаратуру. Приемники, камеры, проигрыватели; а также имеется слабость ко всяким поигрушкам, коими келья моя начинена… Так вот. Если техника сломается, в ателье ремонтировать ее не понесешь. Не примут. А разные игрушечки на прилавках тоже не лежат почему-то… Что прикажешь делать несчастным зажравшимся любителям?
— Ты чего… мастер дядя Вася?
— В самую, старина, точку. Звучит оно, конечно, пошловато, но дело в масштабе дела… О! — Он тряхнул толстенной записной книжкой. — Здоров талмуд? Клиентура…
— Тебе надлежало родиться и жить в западном полушарии, — устало заметил Прошин.
— Мне, да и тебе, — Поляков щурился от табачного дыма, — жить именно здесь надо. И я благодарю бога.
— Ты веришь в бога?
— Верю… На всякий случай.
— На всякий случай в бога верят жулики.
— Не надо ярлыков. — Поляков нахмурился. — И болтовни. Ишь, до бога добрался. Ты мне вот что скажи: где сейчас Бегунов?
— В больнице, на обследовании…
— Так он не в курсе твоих…
— Пока, слава нашему богу, нет. Да! — Прошин кинулся в прихожую и вернулся с портфелем. — У меня есть бумага с его подписью. Идеально чистая. Вот. Прихватил на всякий опять-таки случай…
— Липа? — деловито спросил Поляков, разглядывая подпись.
— Все подлинно! Это случайно вышло. Лист прилип…
— Стоп. Ну тогда порядок! Живем! Кстати, как ваш анализатор?
— В печенке он у меня, анализатор этот, — проворчал Прошин, глядя, как Поляков снимает чехол с пишущей машинки.
— Вот что, — отозвался тот, присматриваясь к фразам, рождавшимся под ударами литерных молоточков. — Мы договоримся так: я даю тебе мини-авансик, вытаскивая ваше дебильство из заварушки; я открываю вашему олигофренству райские перспективы, но в отплату ближайшие лет пять ты занимаешься онкологией.
— Тебе-то с него что, с анализатора…
— Ха! Да на разработку такой техники можно выписать все! Японские блоки, штатские интегралки… Все это идет ко мне, а я, конечно, прилично плачу. Деньгами, своими игрушками, тряпками, картинами, книгами, выпивкой… Ну, как тебе такой концерт для фортепьяно с роялем?
— Рояль — это ты? — спросил Прошин хмуро.
— Угу. Теперь так. Чувство меры у меня безукоризненное. Как у штангенциркуля. Обжираться осетриной, чтобы рогом треску трескать, да и ту по праздникам, при всей разухабистости своей натуры я себе не позволю. Анализатор же — конек, на котором мы с тобой весь белый свет обскачем. Как? Подписываем тройной договор. Врачи, вы и наш НИИ. То есть мы работаем на медиков сообща. А тут-то зарыта породистая собака! — Разгоряченный идеями, Поляков стянул с себя шерстяную кольчужку свитера. — С министерством проблем нет. Будут мотивировки — пошлют куда хочешь. А их куча! Рак — проблема мирового значения. Нахрапом, естественно, ее не взять… Я это к чему… К тому, что на своей специфике как таковой далеко не уеду. А вот если вкрутить меня в дело… В общем, ты мне остро необходим. Да и я тебе небесполезен. Далее. Срочно вычищай всяких Лукьяновых, и я помогу набрать покорных, расторопных ребят. А то что такое? Все тобой помыкают, любая сволочь. Нехорошо, согласен?
— Ой, умрешь… — вздохнул Прошин.
— Командовать надо самому, постоянно держа коллектив в здоровом напряжении.
— Только к чему все это? — машинально спросил Прошин.
— Что?
— Да так… Все это в итоге бесцельно…
Поляков откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди.
— Мне ясно. — Выбритые складки его щек брезгливо дернулись. — Ты просто лентяй с покушением на философию Гамлета. Быть или не быть? Так, что ли? Запомни, друг дорогой, с подобными душевными муками дело кончается дурдомом. Вы это бросьте, ваше величество… Ты живи, понял? Езди по свету, не считай денег, целуй красивых баб и читай интересные книги. Кстати, в какой-то из них сказано: не принимай жизнь всерьез, иначе крышка, задавит она тебя, жизнь-то… Не помнишь, кто это сказал?
— Н-нет.
— Значит, это сказал я.
Глава 6
Проснулся Прошин с теми же мыслями, с которыми и лег спать. А думалось просто и безответно: что будет?
Заседание партбюро назначили на три часа в кабинете заместителя директора, и ровно без одной минуты три Прошин вошел туда, мгновенно отметив: все тот же состав бюро: помощник директора по режиму Мясищев — генерал-майор в отставке; секретарь парткома — сталь в глазах и никакого юмора — и заместитель директора Далин — усталый, болезненный человек, из-за постоянных недомоганий собиравшийся на пенсию.
— Вернемся… к прерванному разговору, — буркнул секретарь.
Мясищев грустно закивал головой. Далин отвел взгляд в сторону.
— Значит, так, — начал Прошин, невольно подражая интонациям Полякова и обретая тем самым некую уверенность. — Насколько мне известно, в настоящий момент я фигурирую как мошенник, должный дать ответ за содеянное. Должен разочаровать: дело обстоит не столь захватывающе, как оно кажется. Я всего лишь жертва проблемы внутренней экономической неразберихи отдельных организаций, в том числе и нашего НИИ. Раскрою суть. Ни для кого не секрет, что при отсутствии в бухгалтерии наличных средств платить за государственные интересы приходится, применяя практику липовых премий. Чтобы приобрести то, что не купить и за наличные, существует практика обмена с теми организациями, которые имеют нужное нам, но не имеют нужное им, что есть у нас. Мы списываем и дарим им, они списывают и дарят нам…
