Первое, на чем остановился взгляд Козловского при пробуждении, были часы «Ролекс», тикавшие на прикроватной тумбочке. Вчер-ра, сразу же по приезде домой, он, холодея от восторга, примерил их, и сегодня предполагалось блеснуть обновкой перед редакционными пижонами.
Несколько раз вяло взмахнув руками, что означало у него физзарядку, Козловский отправился разогревать завтрак. О часах думалось разно: и как о подарке, и как о взятке… Но так или иначе, чувство неоплаченного счета осталось, взывая к его погашению. А до чего не хотелось плестись в это треклятое министерство, в институты… Но обещанное Козловский выполнял свято. Вторым планом он постигал, что берется за дело сложное, что за анализатором стоят какие-то люди и он втянут в хитросплетения неизвестных проблем и судеб, но старался уйти от этих раздумий, наметив себе простую и четкую программу: вести расследование исключительно в плане законности такой работы, не принимая ничью сторону. Сомнение, что его попросту используют, нет-нет да исподтишка закрадывалось, но тут Козловский думал так: верну в случае чего этот привлекательный механизм швейцарских мастеров и… на фиг!
Позавтракав, он вышел из дома. Влажный и теплый воздух пахнул ему в лицо. Шел первый весенний дождь. Вдоль бортиков тротуаров неслись, журча в сетках водосточных решеток, мутные шустрые ручейки. Израненный солнцем снег в черной, спекшейся коросте грязи отползал под стены домов и в подворотни, ища там последнее пристанище и открывая бурую неприветливость земли.
Козловский подтянул джинсы и залез в сырой троллейбус, проклиная предстоящие хлопоты, погоду и Прошина.
В редакции он вкратце, аргументами «пострадавшего» обрисовал ситуацию; там пожали плечами: мол, действуй, соберешь факты, тогда и начнем разговор, а пока-то чего? Естественно, «поручение», напечатанное на фирменном бланке, было подписано. Формулировалось оно так: «Редакция поручает корреспонденту Козловскому А.Л. организацию материалов, указывающих на нерациональное использование государственных средств, расходуемых НИИ при их совместных работах».
С «поручением» Козловский покатил к онкологам. Машина, запущенная им, завертелась, и он почувствовал себя в значительной степени увереннее и веселее.
В институте слегка занервничавший от появления журналиста директор сказал: дескать, да, предположение Соловьева еще должны подтвердить физики. А кто же еще? Вслед за тем он произнес красивую и длинную речь о том, что наука зиждется на эксперименте, и если бы существовала стопроцентная уверенность и вообще, то появление финансового договора, будьте уверены, не задержалось. От волнения он сбивался на разные научные словечки, и Козловский, понимавший его с пятого на десятое, был готов выразиться грубо от ощущения запутанности этого дела. Впрочем, одно, и наиважнейшее, он уяснил: сначала была версия. Потом на нее ухлопали силы и деньги. Значит, надо брать за шиворот тех, кто их ухлопал. Теперь он знал, что делать!
Из клиники отправился в министерство, на ходу сочиняя сатиру:
«Стояла осень. За окном бесился ветер, и, будто охваченная ужасом, листва бежала от него небольшими смерчиками вдоль мокрых улиц. Директор Бегунов с тоской рассматривал пейзаж раннего октября, не зная, чем бы ему заняться…»
«Нет, — подумал Саша. — Слишком уж я… того… Перехватил».
И тут дошло очевидное: никакой критической статьи не будет и быть не может. Все билось благородной идеей создания замечательной аппаратуры, и даже если идея не выдержала испытания сегодня, то выдержит завтра, и уж публичному оплеванию она никоим образом не подлежит. И сподобься он, Козловский, на такое, впоследствии себе подобной предвзятости не простит.
Кряхтя и стеная в душе, чувствуя себя наймитом, он все же добрался до министерства.
В приемной замминистра дремала на стульях огромная очередь жаждущих аудиенции. Изредка очередь вздрагивала от телефонных звонков, на которые отвечала секретарь Антонова — молоденькая усатая брюнетка с хищным личиком и выпуклыми скучными глазами.
— Вам что, гражданин? — вперев в Козловского пустой взгляд, вопросила она. — Вы кто, собственно?
— Я… из газеты, — произнес Саша очень вежливо и, подумав над формулировкой своей должности, изрек: — Фельетонист, — на что брюнетка настороженно искривила бровь и, усмехнувшись в усы, тут же исчезла за высоченной дверью, ведущей в кабинет начальства.
Затем, вернувшись, под слабый ропот очнувшейся очереди пригласила внештатного милиционера от печати войти.
Листок «поручения» скользнул по блестящей поверхности стола и очутился в руках Антонова. Не говоря ни слова, тот надел очки, кивнул, предлагая посетителю сесть, и по-привычному бегло прочитал бумагу.
— Ну? — отчужденно спросил он. — И какие же факты вы обнаружили? В каком институте?
— Это институт Бегунова, — по-прежнему очень вежливо начал Козловский. — К нам поступили сигналы…
— От кого?
— Э… существует журналистский этикет.
— Ясно.
— Сигналы… — повторил Александр, — что там в настоящее время разрабатывается оборудование для института онкологии. Без финансовых расчетов, безуспешно, а вместе с тем на это задействована большая лаборатория, средства… Причем идея работы крайне полемична, что признается и ее автором. Так мне сказал их директор. Медики оплатят исследования в случае удачи. А в случае неудачи? Тогда как?
— Все правильно, — перебил Антонов. — Но никаких злоупотреблений я не вижу. Бегунов имел полное право вести работу подобным образом. Кроме того, работа эта не носила основного характера… Всего лишь разработки подступов к проблеме… Только о чем мы говорим? Этот вопрос с повестки дня снят еще на прошлой неделе. Просто я еще не успел подписать приказ. Но сегодня, с вашего позволения, подписать его потороплюсь. Дальнейшие обвинения?
«Вот ерундовина… — со скукой подумал Александр. — А Леша этот… Абсолютное отсутствие актуальной информации у человека… Ладно, я свое отработал!»
— В таком случае извините за беспокойство. Не знал.
— Всего хорошего, — буркнул Антонов.
Козловский взглянул на часы. Время подходило к концу рабочего дня, а еще предстояло мчаться в молодежную редакцию на радио, — там горела халтура…
Прошин уже собирался домой, когда позвонил Бегунов и сказал, что их ждут в министерстве.
«Эге, — подумал он, положив трубку, — Шурик, похоже, ввинтился в цель».
С час им пришлось потомиться в приемной — Антонов был занят. Прошин, догадывающийся, откуда ветер дует, несколько волновался: толком он ничего не знал, а лишняя информация сейчас бы не помешала. Бегунов, напротив, сидел спокойно, даже вздремнул.
Принял их Антонов более чем дружественно — этакий мужичок-простачок. Но в голосе его нет-нет да позвякивала хорошо поставленная начальственная нотка.
— Ну, как ваша медицинская работенка? Наблюдаются сдвиги? — последовал добродушный вопрос. — А, молодой человек?
