Мы с Евой вернулись в модный дом на Беверли-Хиллз и огляделись вокруг, ища то, что мы могли продать, но все было слишком тяжелое для нас, чтобы утащить в ломбард. А потом я увидела его. Рояль «Стейнвей!!» В это время появилась газета, где бесплатно размещалась реклама под названием Ресайклер. Я позвонила и поместила объявление на следующий день. Уильям был на одном из сборищ, и я надеялась, что он не вернется. Я выставила «Стейнвей» за 1500 долларов. Я не знала, что такие пианино уходили за 20000 долларов, я думала, что 1500 долларов – это куча денег, благослови мое сердце.
На следующий день дом был переполнен покупателями пианино. Я поняла, что я могла бы получить намного больше денег за него, ну ладно. Его забрали в тот же день. Я поставила кресло с откидной спинкой вместо отсутствующего пианино и уснула. Когда я проснулась, Уильям сидел в кресле. Мы с Евой были в ужасе, сидя на диване, уставившись на него с застывшими улыбками. Он просто сидел, накачанный наркотиками, и, похоже, не заметил пропавшего рояля «Стейнвей». Он начал говорить о том, как он хотел, чтобы мы начали наши отношения заново. Я так нервничала, что просто подыграла ему. Я сказала ему, что будет лучше, если кто-то может забрать его и дать мне время подумать. Не было смысла забирать его, так как у него был новый «Форд Эксплорер», но, к счастью, его одурманенный ум подхватил идеею. Дружок-наркоман забрал его.
Я сказала Еве: «Вот он, наш шанс». Мы побросали все, что у нас было, в основном только одежду, в багажник «Эксплорера» и вылетели, как летучие мыши из ада. Я гнала, как одержимая и мы проехали двадцатичетырех часовой путь всего за восемнадцать. Как только я добралась до Сиэтла, я высадила Еву и отправилась в дилерский центр «Форд». Я подделала подпись Уильяма в документах на машину и обменяла ее на спортивную, по виду как космический корабль, и больше не оглядывалась на прошлое. Уильяма больше не существовало для меня. Я почувствовала некоторую вину, но мои отсутствующие ногти на ногах напомнили мне, что мне не следует сильно переживать.
Я занервничала, увидев отца, который вел себя с прохладцей, он же неловко обнял меня при встрече. Я слезно попрощалась с Евой, забрала вещи из дома отца, бросила их в мою новую космическую капсулу-машину и унеслась. Пришло время перейти к моей новой жизни, и в ней был Бретт…
Я поехала обратно в Лос-Анджелес, попивая диетический «Пепси» вместо еды, чтобы держаться. Ненавязчиво тренироваться было очень тяжело, я чувствовала себя очень виноватой и очень толстой.
Я звонила Бретту несколько раз на обратном пути, но я не смогла дозвониться до него. Я продолжала оставлять сообщения. Когда я добралась до Голливудской Хайленд Авеню, прямо у Голливуд-боул, я позвонила ему из автомата. Я начала паниковать, потому что негде было остановиться. Я повесила трубку и снова позвонила. Какой-то мужчина ответил на звонок, и это был не Бретт. Голос представился полицейским и сказал: «Бретта убили».
У меня кровь застыла в жилах, и после этого я ничего не помню. Позже выяснилось, что Бретта ударили ножом двадцать три раза и почти обезглавили. Мой мир, моя надежда почернели. Я упала на землю и впала в ступор. Я ничего не помню до похорон. Все было так черно, что я не могла перестать плакать. Его украли. Я не могла перестать думать о том, как много ужаса он испытал в свои последние мгновения на земле. Сколько ярости и ужаса впитала его добрая душа. Я содрогаюсь, даже сейчас думая об этом. У него всегда будет частичка моего сердца. Дело по-прежнему не раскрыто, но я годами пытаюсь исправить это.
К моему раздражению у меня пролетела больная мысль, что масштаб его смерти вылечит мое расстройство и снова сделает храброй девушкой. Мне было скучно думать о своем теле.
На похоронах играла Wish You Wise Here от Pink Floyd, и я могу честно сказать, что хотела бы, чтобы Бретт все еще был здесь. Он заслужил полноценную жизнь, он заслужил сиять. Я сидела и плакала и плакала.
Я видела его брата Клиффа на похоронах и думала, что он был темнотой относительно света Бретта, и физически, и по характеру. Странно, но через две недели после похорон я пошла выпить кофе с Клиффом. Говорят, что статистически существует высокая вероятность того, что выживший партнер будет встречаться с лучшим другом или родственником умершего партнера. Я начала встречаться с Клиффом, который выедал мне мозг. Когда кто-то умирает, ваши отношения останавливаются ровно на какой-то стадии, так что я чувствовала, как я прошла от нуля до тридцати с Бреттом, а потом от тридцати до ста с его братом. Странно, но мужчины всегда были моими тихими гаванями в шторм, понимаешь?
Друг Бретта, у которого я собиралась остановиться, исчез через нескольких недель, и снова мне больше некуда было идти. Так что я осталась с Клиффом. Клифф унаследовал работу в звукозаписывающей компании своего брата, его ночной клуб, его девушку и его машину. Наверное, это было психологически непросто. Я знаю, что так было для меня. Я смотрела на него и представляла, что он был моей потерянной любовью. Мы оба нуждались друг в друге, как в связи с Бреттом.
Я стала серьезнее относиться с Анонимным Переедающим, потому что Клифф был также трезв и состоял в анонимных наркоманах. Мне сильно помогло. Меня назвали тост-девочкой, потому что первый год восстановления я ела тосты три раза в день. Мне нужно было их есть, и я плакала каждый раз, когда ела, потому что я чувствовала, как мое тело расширяется, и мой мозг сходит с ума от жирности. Я вела в то время дневник, который наполнился ужасными, сумасшедшими, подлыми каракулями типа «гребаная жирная задница», написанными тысячу раз. Я думаю, вместо того чтобы блевать по-настоящему, что я никогда не умела, меня выворачивало на страницы.
После того как Бретт умер и после того как я присоединилась к Анонимным Переедающим, я начала настоящее дело своей жизни: рассматриваю вещи, изучаю их со всех сторон. Двенадцать шагов Анонимных переедающих в основном такие же, как у Анонимных наркоманов. Конечно, я не продвинулась дальше десятого. Эти последние два шага говорят о регулярной молитве и духовном пробуждении, а я не хотела иметь ничего общего с Богом. Рана в тот момент была слишком свежа, чтобы бередить ее.
Через три недели после убийства Бретта я стояла перед тренажерным залом, ждала моего друга Джоша, снова плача по Бретту. В тот момент рыдания превратились в, своего рода, постоянно подтекающие слезы, поэтому я просто стояла там, подтекая, когда женщина подошла ко мне и спросила, актриса ли я.
Если бы она была мужчиной, возможно, я бы не сидела здесь прямо сейчас, потому что, если ты красивая девушка в Лос-Анджелесе, бесчисленные мужчины подходят и говорят: «Ты актриса?», просто чтобы проверить, могут ли они переспать с тобой. Но поскольку это была женщина, я оказала ей некоторое доверие. Я сказала, что нет.
«Ну, ты хочешь быть актрисой?» Нет.
Мне только исполнилось двадцать. Мое представление об актерах основывалось на стереотипах, что актеры эгоистичны, одержимы собой, жаждут славы. У меня была одержимость из-за моего расстройства, но не все остальное. У меня никогда не было дыры в душе, которая может быть заполнена только внешними вещами, включая славу. Я знала от Уильяма, что вещи не могут сделать меня счастливой. В глубине души я знала, что счастье – это внутренняя работа. Оказалось, женщина была другом-продюсером режиссера по имени Грегг Араки, знаменитого инди режиссера, о котором я не слышала. Грегг повсюду искал исполнительницу главной роли в его предстоящем фильме «Поколение Doom» и еще не нашли ее. Я колебалась, но дала женщине свой номер. Они звонили около недели, пытаясь связаться со мной. Мой друг Джошуа по Классу 1999 убедил меня пойти встретиться с киношниками.
