НА СЪЕМОЧНОЙ ПЛОЩАДКЕ
Я просыпаюсь в понедельник в 4:15. Утра или ночи? Я не уверена, я только знаю, что от такой рани/ позднего времени меня начинает тошнить. Накануне вечером я выучила все свои строки, около десяти страниц убористого диалога. Утомительно; слова поверх слов сверху слов – все лишь немного отличаются от предыдущего дня – от чего мне трудно их запомнить. Мне снятся сны, что я забываю все свои строки, и все просто смотрят на меня в безмолвном ожидании. Я постоянно волнуюсь, что я забуду свои строки; каждый день, что я не забываю их, похож на огромную победу. Время, безусловно, деньги на съемочных площадках, и каждый раз, когда я лажаю, я чувствую стресс помощника директора и продюсеров, что заставляет меня больше нервничать; все зависит от нас, актеров, не лажать.
Я еду в темноте на съемочную площадку и приезжаю. За мной немедленно идет ассистент по производству с рацией, который передает, что я приехала. Он следует за мной до трейлера с прической и косметикой. Они следуют за мной везде, все время – эти ребята с наушниками и рациями – как будто я не способна ходить из точки А в точку Б. Я шагаю в трейлер, и мои глаза привыкают к яркому свету. Фены уже работают, но даже так я все еще слышу визгливый сюсюкающий голос своей напарницы. Я вставляю беруши, чтобы остановить звук, вызывающий раздражение, но я все еще слышу ее скрежет. Я ненавижу сюсканье, если нет ребенка. Мой визажист отмечает, что я, должно быть, хорошо спала, потому что кожа под глазами опухла. Она каждый день говорит мне, насколько лучше я выгляжу, когда не сплю. Я смотрю на себя, и мои мешки под глазами смотрятся не слишком уродливо, но, если она говорит, что они ужасные, наверное, это правда. Ненавижу сидеть и смотреть на себя в зеркале. Я думаю, что неестественно постоянно смотреть на свое лицо критическим взглядом. Я смотрю, пытаясь узнать человека, смотрящего на меня в ответ, потому что здесь я превращаюсь в другую женщину, не себя. Гребаное сюсюкание продолжается, и я содрогаюсь. Меня отправляют на стул для волос, и начинается фен на сорок пять минут. У меня много волос. Прическа должна соответствовать сцене, снятой накануне. Я читала свои реплики в своем мини-сценарии; да, они так же банальны, как я и запомнила. Я наконец-то закончила со своим преображением. Я рассматриваю готовую работу. Я снова стану собой через двенадцать часов; до тех пор я должна быть кем-то другим, пассажиром в своем собственном теле.
Забавно, актеры, многие, мы проводим намного больше времени в трейлерах, чем большинство людей может себе представить. Образ жизни не так гламурен, как ты думаешь. Скука может угнетать.
Например, возьмите съемки. Представь себе, что вы пьете кофе с другом, только вы вдвоем сидите в кофейне. Эта сцена с двумя людьми займет около четырех часов, если не больше. Вам нужен общий план всей сцены. Камера приближается. Вот средний план, и тогда мы найдем наших героев. Теперь, средний крупный план героя, а затем более плотный крупный план. После того как эта сторона закончена, камера поворачивает вокруг к другой стороне, все повторяется. Это большая работа. Ты говоришь слова снова, и снова, и снова со всех возможных сторон, и это только один дубль. Придется сделать много дублей. Я не жалуюсь, я объясняю.
Ты начинаешь очень, очень уставать около 16:00, потому что ты встала около 4:30 утра. Ты запихиваешь в память работу на следующий день. День заканчивается, и ты идешь домой в 7 вечера, если это хороший день. Часто около 9:00 вечера. 9:00 вечера означает, что у тебя есть так называемый поворот. У тебя юридически должно быть двенадцать часов в перерывах между съемками, но есть что-то под названием вынужденные вызовы, когда они могут заставить тебя прийти через десять часов. Так обычно и происходит. Теперь у тебя есть час или около того, чтобы проснуться и побыть собой. Ты снова смотришь на свои строчки перед сном, умываешься, вырубаешься, встаешь, начинаешь заново.
Телевизионная жизнь
Я была в Румынии, когда мне позвонил Аарон Спеллинг, легендарный телевизионный продюсер, известный множеством дико успешных, но дрянных сериалов, таких как «Лодка любви» и «Династия» и 90210. Он рассказал мне о сериале под названием «Зачарованные», который шел до этого три сезона; речь шла о добрых ведьмах, которые помогали защитить мир от зла. Произошла крупная встряска актерского состава. Шеннен Доэрти, главная звезда шоу, уходила, и они вписывали в сценарий нового персонажа. Рассматривала ли я роль на телевидении? Я не знала, что такое «Зачарованные», но мне было любопытно. Возвращаясь домой из Румынии, я увидела, что пилотный эпизод сериала был доступен для просмотра. Я никогда не смотрела «Зачарованных» раньше до этого перелета. Чувствовалась рука судьбы. Я искала знамение, и вот оно появилось. Пилотный эпизод оказался довольно крутым, поэтому я согласилась встретиться и поговорить. Приятно быть востребованной после стольких отказов, зная, что меня занесло в черный список мое вездесущее чудовище.
Офис большой шишки на бульваре Уилшир в Лос-Анджелесе был как футбольное поле, покрытое белым пушистым ковром. Таким пушистым, что я не видела свои высокие каблуки. Крошечный маленький человек, вероятно, около пяти футов высотой, сидел за большим столом, его обслуживал дворецкий в смокинге. Это был легендарный Аарон Спеллинг. Было дико, потому что я любила смотреть «Династию» с мамой, когда я был маленькая, и вот я теперь с главным шефом. Дворецкий принес Мистеру Спеллингу большой хрустальный кубок голубого Гаторейда
[5] с соломинкой на серебряном подносе. Я всегда буду помнить об этом. Я представила себе разговор со Спеллингом: мне нравится соломинка. Мне очень понравилось.
Он был очень приятным человеком. Я отнеслась к нему не без симпатии; на самом деле, я сочла его довольно симпатичным. Все время, пока я была на встрече, я представляла его с голубыми волосами, как у куклы тролля. Я часто так поступала, чтобы не нервничать.
Я начала говорить и заметила, что мистер Спеллинг смотрит на меня, как будто я была наполовину инопланетянка, как и пара других руководителей, которые были на встрече. Так всегда происходило везде, где я была в Голливуде. Я думаю, это потому, что я выглядела и говорила, как два разных человека. Я выглядела как стильная бомба, но точно не выражалась, как одна из них. Люди в Голливуде и мире средств массовой информации действительно не знали, что со мной делать. Вместо того чтобы видеть во мне художника и считаться с этим, они поместили меня в категорию «плохих девочек». Они, кажется, не могли расслышать ни одно чертово слово, которое вылетало из моего рта, потому что они были чертовски глупы. Утомительно. Я как будто самый терпеливый и нетерпеливый человек в мире.
Меня устраивало, что меня называли бунтарем, но всемирное осуждение за то, что ты плохая девочка, пролезли в мою голову. Кроме того, слова «ты плохая» вызвали ворох воспоминаний о словах отца, которые эхом отдавались в голове. Застарелые страхи остаться бездомной, быть беспомощной начали подкрадываться ко мне. Я боялась телевидение, потому что я слышала, что график был жесткий, и я не знала ничего об этом мире. Я крайне редко смотрела телевизор. Но это была работа. В Голливуде собирались устроить забастовку актеров. Я знала, что в ближайшие два года работы может не быть.
