– Дьявол меня забери, как тебе удалось такое раздобыть?! – восхищенно спросил Мак-Ивер.
– Влияние, парень. Влияние и большой сян ю. – Он аккуратно выговорил кантонский эквивалент пешкеша.
– Вы пойдете с нами, – произнес по-английски с американским акцентом молодой парень, стоявший рядом с муллой. – Вы арестованы!
– За что же, мой дорогой сэр?
– Незаконная посадка без разре…
Гэваллан ткнул пальцем в бумагу:
– Вот официальное разрешение вашего собственного посла в Лондоне! Да здравствует революция! Да здравствует аятолла Хомейни!
Парень в нерешительности помолчал, потом перевел сказанное мулле. Последовал приглушенный обмен сердитыми фразами.
– Вы вместе поедете с нами!
– Мы поедем за вами в своей машине! Пошли, Мак, – твердо сказал Гэваллан и забрался на переднее сиденье справа.
Мак-Ивер включил зажигание. На мгновение иранцев словно парализовало, потом тот, который говорил по-английски, вместе еще с одним бойцом сели в их машину сзади. У обоих в руках были АК-47.
– Езжайте к зданию аэропорта! Вы арестованы.
В здании вокзала рядом со стойкой паспортного контроля они нашли еще одну группу враждебно настроенных людей и сильно нервничающего чиновника иммиграционной службы. Мак-Ивер тут же предъявил свой пропуск в аэропорт, разрешение на работу, объяснил, кто они с Гэвалланом такие, сказал, что они вместе работают по лицензии с компанией «Иран ойл», и попытался договориться, чтобы их пропустили, но ему повелительно махнули рукой, чтобы он замолчал. Задумчиво и тщательно чиновник изучал документ с печатью и паспорт Гэваллана, и все это время молодые люди с автоматами толпились вокруг них, наполняя воздух тяжелым запахом немытых тел. Потом чиновник открыл сумку Гэваллана и принялся грубо рыться в ней, но не нашел ничего, кроме бритвенных принадлежностей, чистой рубашки, пары белья и пижамы. И бутылку виски. Бутылка была немедленно конфискована одним из молодых людей, открыта и содержимое вылито прямо на пол.
– Цзю ни ло мо, – любезно произнес Гэваллан на кантонском, и Мак-Ивер едва не задохнулся. – Да здравствует революция!
Мулла расспросил чиновника, и они видели, как тот потел и боялся. Наконец юноша, говоривший по-английски, произнес:
– Власти оставляют документ и паспорт у себя, а вы потом объясните еще.
– Мой паспорт останется при мне, – небрежно заметил Гэваллан.
– Власти возьмут. Враги понесут кару. Те, кто нарушает закон – незаконные посадки и прилеты сюда, – понесут исламскую кару. Его превосходительство желает знать, кто на самолете с вами?
– Только мой экипаж из двух человек. Они указаны в манифесте, приложенном к разрешению на посадку. А теперь, будьте добры, мой паспорт и этот документ.
– Власти возьмут. Где вам жить?
Мак-Ивер назвал адрес.
Молодой человек перевел. Вновь последовал горячий спор.
– Я должен вам говорить: теперь ваши самолеты нельзя летать и садиться без разрешения сначала. Все самолеты Ирана… Все самолеты теперь в Иране принадлежат государству и…
– Самолеты принадлежат их законным владельцам. Законным владельцам, – сказал Мак-Ивер.
– Да, – с издевкой произнес молодой иранец, – наше исламское государство – владельцы теперь. Вам не нравится закон, уходите. Уходите из Ирана. Мы вас тут не просим.
– А, но вы ошибаетесь. Нас, вертолетную компанию «С-Г», сюда пригласили. Мы работаем на ваше правительство и обслуживаем «Иран ойл» уже много лет.
Молодой иранец сплюнул на пол:
– «Иран ойл» – компания шаха. Исламское государство – владельцы нефти, не чужеземцы. Вы скоро будете арестованы вместе со всеми другими за великое преступление: укража иранской нефти.
– Чепуха! Мы ничего не крали! – возмутился Мак-Ивер. – Мы помогали Ирану вступить в двадцатый век! Мы прине…
– Уходите из Ирана, если хотите, – повторил народный представитель, не обращая на его слова никакого внимания. – Теперь все приказы идут от имама Хомейни, да охранит его Аллах! Он говорит, никаких посадок или взлетов без разрешения. Каждый раз один страж Хомейни летит с каждым самолетом. Понятно?
– Мы понимаем, что вы говорите, – вежливо ответил Гэваллан. – Могу я попросить дать нам это в письменном виде, потому что правительство Бахтияра может не согласиться.
Молодой человек перевел, и раздался взрыв хохота.
– Бахтияра нет, – выговорил иранец сквозь собственный смех. – Этот шахский пес спрятался. Спрятался, понятно? Имам теперь правительство! Он один.
– Да, конечно, – ответил Гэваллан, не поверив ему. – Так мы можем идти?
– Уходите. Завтра приходите к властям.
– Куда… и к каким властям?
– Тегеранским властям. – Снова перевод, и снова все вокруг захохотали.
Мулла сунул паспорт и разрешение в карман и с важным видом удалился. Вооруженные охранники ушли с ним, прихватив с собой потного чиновника. Большинство остальных просто разбрелись кто куда, на первый взгляд без всякой цели. Несколько человек остались и продолжали их рассматривать, лениво привалившись к стене, покуривая – на плечах у них болтались американские армейские автоматические винтовки. В холле аэропорта было очень холодно. И очень безлюдно.
– А ведь он, знаете ли, совершенно прав, – произнес чей-то голос.
Гэваллан и Мак-Ивер обернулись. Это был Джордж Талбот из британского посольства, невысокий сухонький человек пятидесяти пяти лет, в толстом непромокаемом плаще и меховой шапке, похожей на русскую ушанку. Он стоял в дверях таможенного офиса. Рядом с ним высился широкоплечий мужчина лет шестидесяти, с бледно-голубыми глазами, седыми усами, седыми же, коротко стриженными волосами, одетый как на прогулку: шарф, вязаная шапочка, старый плащ. Оба курили.
– О, привет, Джордж, рад вас видеть. – Гэваллан подошел к нему, протягивая руку. Он знал Талбота много лет, и в Иране, и в Малайе – Талбот работал там до назначения в Иран, где у «С-Г» тоже было большое предприятие по обслуживанию нефтепромыслов. – Давно ты тут?
– Буквально несколько минут. – Талбот затушил сигарету, рассеянно прокашлялся. – Привет, Дункан! Ну и как тебе вся эта кадриль, славно, не правда ли?
– Да. О да. – Гэваллан бросил взгляд на второго иностранца.
– А, позвольте представить вам мистера Армстронга.
Гэваллан пожал незнакомцу руку.
– Здравствуйте, – сказал он, гадая, где он видел его раньше и как его звали – эти жесткие глаза и мужественное лицо. Пятьдесят фунтов против гнутой пуговицы, что он из ЦРУ, если он окажется американцем, подумал он. – Вы тоже из посольства? – небрежно спросил он, чтобы выяснить это.
Мужчина улыбнулся и покачал головой:
