– Только бы не оказалось, что мы потеряли один из вертолетов, – сказал Гэваллан, молясь про себя.
– Я тоже об этом подумал. – Мак-Ивер пошевелил затекшими плечами. – Есть какие-нибудь соображения насчет того, что заслуживало бы «Эвисъярда»?
– Нет. – Гэваллан скрыл свою печаль, вспоминая настоящий Эвисъярд-Касл, где провел столько счастливых лет с Кэти, которая и предложила использовать это название как код. Не думай сейчас о Кэти, приказал он себе. Сейчас нельзя.
– Ненавижу эти проклятые телексы! Вечно с ними что-нибудь не так, – говорил между тем Мак-Ивер.
На душе у него было скверно, главным образом из-за бурной ссоры, которая вчера вечером вышла у него с Дженни, – он настаивал, чтобы она улетела сегодня на 125-м, – и еще из-за того, что не было никаких вестей от Лочарта. В добавление ко всему этому опять никто из иранских сотрудников офиса не вышел на работу, только пилоты, которые приходили сегодня утром. Мак-Ивер отослал их всех домой, кроме Петтикина, оставил его дежурным. Около полудня в управление забрел Ноггер Лейн, сообщив, что его полет с муллой Тегерани, шестью «зелеными повязками» и пятью женщинами прошел успешно.
– Думаю, наш дружелюбный мулла хочет прокатиться и завтра тоже. Он ждет вас ровно в пять тридцать в аэропорту.
– Хорошо. Ноггер, смени Чарли.
– Да ладно, Мак, старина, я в поте лица проработал все утро, со рвением, значительно превышающим служебный долг, и Паула все еще в городе.
– А то я не знал, старина, и, судя по всему, она пробудет здесь всю эту неделю! – сказал ему Мак-Ивер. – Сменишь Чарли, усадишь свою не в меру горячую задницу на стул, обновишь все наши летные журналы по сегодняшний день, и, если я услышу от тебя еще хоть слово, отправишься у меня работать в чертову Нигерию!
Они ждали, угрюмо осознавая, что сообщение по телексу часть пути проходило по телефонным линиям.
– Чертова куча проводов отсюда до Абердина, – пробормотал Мак-Ивер.
– Как только Дженни приедет, мы отправимся в аэропорт, – сказал Гэваллан. – Я прослежу, чтобы ее хорошо устроили в Эль-Шаргазе, прежде чем полечу домой. Ты был совершенно прав, что настоял на ее отъезде.
– Я это знаю, ты это знаешь, весь растреклятый Иран это знает, а вот она, видишь ли, нет!
– Женщины, – дипломатично заметил Гэваллан. – Я могу еще что-то сделать?
– Не думаю. То, что ты выжал из двух наших оставшихся партнеров, здорово помогло.
Гэваллан сумел-таки их разыскать: Мохаммеда Сиамаки и Туриза Бахтияра – распространенная фамилия в Иране для тех, кто происходил из богатого, влиятельного и многочисленного племени бахтияров, одним из вождей которого был бывший премьер-министр. Гэваллан выдавил из них пять миллионов риалов наличными – чуть больше шестидесяти тысяч долларов, крохи в сравнении с тем, что партнеры были им должны, – вместе с обещаниями дополнительных выплат каждую неделю в обмен на письменное обязательство возместить им эти средства лично за пределами страны, если возникнет такая необходимость, и предоставить место на 125-м, если возникнет такая необходимость.
– Хорошо, но где Валик, как мне с ним связаться? – спросил их Гэваллан, притворяясь, что ничего не знает о побеге генерала.
– Мы уже сказали вам: он в отпуске со всей семьей, – ответил Сиамаки, как всегда грубый и высокомерный. – Он свяжется с вами в Лондоне или в Абердине: есть давно требующий внимания вопрос, касающийся наших фондов на Багамах.
– Наших совместных фондов, дорогой партнер, и есть вопрос долга почти в четыре миллиона долларов за уже выполненную работу, помимо арендных выплат за наши вертолеты, уже давно, очень давно просроченных.
– Если бы банки были открыты, вы тут же получили бы эти деньги. Не наша вина, что мерзкие союзники шаха, чума на них, погубили его и погубили Иран. Нас нельзя винить ни в одной из случившихся катастроф, ни в одной. Что касается денег, которые мы должны, разве мы не выплачивали их в прошлом?
– Да. Обычно с полугодовым опозданием, но я согласен, дорогие друзья, в итоге нам всегда удавалось получить свою долю. Но если деятельность всех совместных предприятий приостановлена, как сказал мне мулла Тегерани, как мы станем теперь работать?
– Некоторые совместные предприятия, не все. Ваша информация преувеличена и недостоверна, Гэваллан. Нам направлено уведомление, что мы должны вернуться к нормальной работе как можно быстрее. Смены пилотов могут уехать сразу же, как только их замена благополучно прибудет сюда. Нефтяные промыслы должны вернуться к производству в полном объеме. Проблем не будет. Но дабы предотвратить любые неприятности в будущем, мы в очередной раз выручили наше партнерство. Завтра мой светлейший кузен, министр финансов Али Киа, войдет в правление и…
– Погодите минуточку! У меня есть право предварительного утверждения любых изменений в составе правления!
– У вас было такое право, но совет проголосовал за изменение этого пункта устава. Если вы хотите выступить против совета, то можете поднять этот вопрос на следующем заседании в Лондоне, но в сложившихся обстоятельствах это изменение необходимо и разумно. Министр Киа заверил нас, что наше совместное предприятие не будет включено в список приостановленных. Разумеется, гонорар и проценты, следуемые министру Киа как члену правления, будут удерживаться из вашей доли…
Гэваллан старался не смотреть на телекс, но обнаружил, что это нелегко; он пытался найти выход из ловушки, в которую его загнали.
– В один момент все выглядит нормально, в другой – все опять катится к чертям собачьим!
– Да. Да, Энди, согласен. Талбот сегодня был последней каплей.
Сегодня рано утром они имели краткую встречу с Талботом.
– О да, старина, совместные предприятия теперь определенно персона нон грата, очень сожалею, – сухо сообщил им Талбот. – Верхи постановили, что деятельность всех совместных предприятий приостанавливается до последующих указаний, хотя каких указаний и от кого, они не сообщили. Как не сообщили и того, что это за «верхи». Мы полагаем, что сей олимпийский указ исходит от милого старого комитета, кто бы они там ни были! Другая сторона медали, старина, такова, что аятолла Хомейни и премьер-министр Базарган заявили, что все иностранные долги будут оплачены. Разумеется, Хомейни отменяет решения Базаргана и отдает собственные распоряжения, Базарган выдает распоряжения, которые отменяются Революционным комитетом, местные комитеты представляют собой самодеятельных борцов за справедливость, которые не признают иного закона, кроме собственного, и ни один шелудивый мальчишка до сих пор не сдал ни одной единицы оружия. Тюрьмы заполняются уверенными темпами, головы катятся с плеч – все тот же веселый, старый, утомительно знакомый круг, разве что гильотины не хватает. И круг этот, в общем-то, предполагает, что нам бы всем следовало удалиться куда-нибудь в Маргейт и подождать там, пока все это не закончится.
– Вы серьезно?
– Наш совет вывезти всех сотрудников, не являющихся безусловно необходимыми для работы, остается в силе, сразу же как откроется аэропорт, что произойдет бог знает когда, но обещано на субботу. Мы договорились с «Британскими авиалиниями» о сотрудничестве, они пришлют семьсот сорок седьмые для чартерных рейсов. Что же до светлейшего Али Киа, он мелкий чиновник, даже очень мелкий, не имеет никакой власти и является, смотря по погоде, добрым другом любой из сторон. Кстати, мы только что получили сообщение, что посол США в Кабуле был похищен антикоммунистом, моджахедом из шиитских фундаменталистов, который попытался обменять его на других моджахедов, арестованных просоветским правительством. В последовавшей перестрелке он был убит. Ситуация накаляется самым милым образом…
