– Если не ошибаюсь, Энди, из моих девяти жизней у меня теперь осталось две, – сказал Данросс, когда они виделись в последний раз.
– Что на этот раз?
– Ничего особенного. Заминированный автомобиль взорвался в Бейруте, едва только я проехал мимо. Ничего страшного. Я и раньше говорил, никакой закономерности тут нет. Так уж просто вышло, что я живуч как заговоренный.
– Как в Макао?
Данросс был заядлым автогонщиком и принимал участие во многих гонках Гран-при в Макао. В 65-м – в гонках тогда еще участвовали любители – он выиграл гонку, но первая передняя шина его «Ягуара Е-тайп» лопнула у самого финишного столба, и его швырнуло на ограждение, а потом кувырком понесло по трассе. Остальные машины завиляли, пытаясь уклониться, одну из них занесло, и она юзом врезалась в него всем бортом. Когда искореженный автомобиль разрезали и вытащили оттуда Иэна, он оказался цел и невредим, только на левой ноге не хватало стопы.
– Как в Макао, Энди, – сказал тогда Данросс, улыбаясь своей странной улыбкой. – Просто случайность. Оба раза.
Во второй раз взорвался двигатель его автомобиля, Иэн опять не пострадал. Пробежал шепоток, что в его двигателе кто-то покопался, – обвиняющий палец указывал на его врага Квиллана Горнта, но не публично.
Квиллан мертв, а Иэн жив, подумал Гэваллан. Как и я. Как и Линбар. Этот сукин сын вообще будет жить вечно… Боже милосердный, я глупею, и в голову лезут какие-то больные мысли – надо взять себя в руки. Мак и без того достаточно встревожен. Надо придумать, как выбраться из этих тисков.
– Если возникнет что-то экстренное, я передам послание через Талбота, ты сделаешь то же самое. Через несколько дней я обязательно вернусь, и к тому времени у меня уже будут кое-какие ответы. А пока я оставляю сто двадцать пятый в твоем распоряжении до дальнейших указаний – Джонни может поработать курьером между нами. Это все, что я могу сейчас сделать…
Дженни, которая не проронила ни слова и вежливо уклонялась от всех попыток втянуть ее в разговор, хотя и слушала их, ничего не пропуская, тоже была не на шутку встревожена. Ясно, что будущего у нас здесь нет, и я буду очень даже рада уехать при условии, что и Дункан тоже уедет. И тем не менее мы не можем просто потихоньку удрать поджав хвост и позволить им украсть все плоды его труда и накопления всей жизни. Это убьет его так же верно, как любая пуля. Брр! Господи, да когда же он научится делать, что ему говорят! Ему нужно было уходить на пенсию еще в прошлом году, когда шах был у власти. Мужчины! Непроходимо тупой народ, все до единого! Боже ты мой, Боже! Какие же мужики все-таки идиоты!
Теперь они продвигались вперед очень медленно. Два раза им пришлось сворачивать в объезд из-за баррикад, воздвигнутых поперек улиц. В обоих случаях баррикады охранялись вооруженными людьми, не «зелеными повязками», которые сердито махали им руками, приказывая поворачивать. Среди гор мусора, сгоревших машин и одного танка тут и там валялись тела. Собаки рылись в мусорных кучах. Один раз где-то совсем рядом началась стрельба, и они свернули в переулок, объезжая новую стычку между группировками, которые так и остались для них неизвестными. Шальная граната из ручного гранатомета врезалась в стену здания рядом с ними, но их не задела. Мак-Ивер осторожно объезжал обгоревший автобус, в очередной раз радуясь, что сумел настоять на отъезде Дженни из Ирана. Он снова взглянул на нее в зеркало заднего вида, увидел побелевшее лицо под шляпкой, и его сердце распахнулось ей навстречу. Какая же она молодчина, с гордостью подумал он, столько мужества! Огромная молодчина, вот только упрямая как черт! Ненавижу эту ее шляпку! Шляпы ей не идут. Когда она уже научится делать, что ей говорят, без пререканий и споров? Бедная старушка Джен, мне будет настолько легче, когда ей перестанет грозить опасность.
Перед аэропортом движение почти совсем остановилось: сотни машин, битком набитых людьми, много европейцев, мужчин, женщин, детей, которые ринулись сюда в ответ на слухи о том, что аэропорт открыли; взбешенные «зеленые повязки» поворачивают всех назад; к деревьям и стенам прибиты наспех сделанные объявления на фарси и корявом английском: АЭРПОРТ ЗАПРИСЧЕН ПОКА. АЭРПОРТ ОТКРЫТЫЙ В ПОНЕДЕЛЬНИК – ЕСЛИ БЕЛЕТ И МОЖНО НА ВЫЕЗД.
У них ушло полчаса на то, чтобы уговорить охранников пропустить их. Именно Дженни в конце концов удалось этого добиться. Как и большинство домохозяек, которым приходилось ходить по лавкам, общаться со слугами и решать множество вопросов повседневной жизни, она немного говорила на фарси. И хотя всю дорогу до аэропорта она проделала молча, здесь Дженни нагнулась вперед и приятным голосом сказала одному из «зеленых повязок» несколько слов. Их тут же пропустили.
– Боже мой, Джен, это чудо какое-то! – удивился Мак-Ивер. – Что ты сказала этому ублюдку?
– Энди, – высокомерно ответила Дженни, – пожалуйста, передай мистеру Мак-Иверу, что я сказала им, что у мистера Мак-Ивера подозрение на черную оспу и его срочно высылают из страны.
Новые «зеленые повязки» стояли у ворот, которые вели на грузовую территорию, где находился их офис, но на этот раз больших проблем не возникло: их явно ожидали. 125-й уже стоял на полосе в окружении вооруженных «зеленых повязок» и грузовиков. Двое «зеленых повязок» на мотоциклах махнули Мак-Иверу рукой, чтобы он следовал за ними, и с ревом понеслись вперед по бетонной площадке.
– Почему вы так поздно? – раздраженно встретил их мулла Тегерани, спускаясь по трапу 125-го; два вооруженных революционера шли за ним следом. И Гэваллан, и Мак-Ивер отметили, что он был в новых очках. За стеклом кабины мелькнуло лицо Джона Хогга; один из охранников стоял на верхних ступенях трапа с автоматом наперевес. – Самолет должен взлететь немедленно. Почему вы опоздали?
– Просим простить нас, ваше превосходительство, пробки на дорогах… Иншаллах! Извините нас, – осторожно произнес Мак-Ивер. – Как я понял со слов капитана Лейна, ваша работа для аятоллы, да живет он вечно, прошла удовлетворительно?
– Времени было недостаточно, чтобы завершить мою работу полностью. На все воля Бога. Э-э… необходимо будет полететь еще раз завтра. Подготовьте все, пожалуйста. На девять часов утра.
– С удовольствием. Вот манифест с указанием пассажиров. – Мак-Ивер протянул ему документ.
В списке значились Гэваллан, Дженни и Армстронг. Армстронг был указан как сотрудник компании, отправляющийся в отпуск.
Тегерани на этот раз без труда прочел бумагу, он был в явном восторге от новых очков.
– Где он, этот Армстронг?
– О, я полагал, он уже на борту.
– В самолете никого нет, кроме экипажа, – раздраженно бросил мулла.
Огромное удовольствие четко видеть все вокруг пересиливало нервозность, которую он испытывал оттого, что дал разрешение на посадку этого самолета. Но он был рад, что согласился на это, очки были даром Бога, и пилот пообещал привезти ему еще одну пару на следующей неделе в качестве запасной, а потом еще одну специально для чтения… О, Бог велик. Бог велик, хвала Аллаху, что Он поместил эту мысль в голову пилота и что Он позволил мне видеть так хорошо.
