– Азаде, я мог бы посадить вертолет во дворе перед дворцом или сразу за стенами снаружи.
Азаде тут же покачала головой:
– Нет, Эрикки, ты знаешь, какие нервные у него охранники и как… как он чувствительно относится к незваным и неожиданным визитам.
– Но нас-то пригласили, по крайней мере тебя. Приказали, вернее сказать. Мы могли бы подлететь туда, сделать круг, осмотреть все хорошенько, и, если там все в порядке, мы могли бы сесть.
– Мы могли бы приземлиться где-нибудь вдалеке и пройти пешком до…
– Никаких «пешком»! Только не без оружия. – Ему не удалось раздобыть пистолет в Тегеране. У каждого бандюги его сколько угодно, черт бы их побрал, раздраженно подумал он. Я должен достать себе ствол. Я больше не чувствую себя в безопасности. – Мы подлетим туда, посмотрим, а потом я приму решение. – Он переключился на частоту вышки в Тебризе и вышел на связь. Никакого ответа. Он попробовал связаться еще раз, потом развернулся и полетел в сторону города.
Когда они пролетали над деревней Абу-Мард, Эрикки показал рукой вниз, и Азаде увидела маленькое здание школы, где провела столько счастливых часов, поляны рядом с ним и там, у самого ручья, то место, где она впервые увидела Эрикки, и приняла его за лесного великана, и влюбилась в него – чудо из чудес, – чтобы он потом спас ее от жизни, полной мук. Она протянула руку и коснулась его через маленькое окошко в перегородке.
– Ты в порядке? Не замерзла? – Он улыбнулся ей.
– О да, Эрикки. Эта деревня была для нас такой удачей, не правда ли? – Ее рука осталась лежать на его плече. Это прикосновение доставляло удовольствие обоим.
Вскоре они увидели аэропорт и железную дорогу, которая уходила на север к Советскому Азербайджану в нескольких милях отсюда, потом дальше – к Москве; на юго-востоке она изгибалась назад к Тегерану, до которого было триста пятьдесят миль. Город был большой. Теперь они уже могли разглядеть крепость и Голубую мечеть и дымящие трубы сталелитейных заводов, хижины, лачуги и дома, служившие жилищем шестистам тысячам горожан.
– Смотрите-ка!
Часть здания железнодорожного вокзала горела, дым тяжелыми клубами поднимался в небо. Еще пожары ближе к крепости, и диспетчерская вышка Тебриза по-прежнему молчала, а на летном поле внизу не было заметно никакой активности, хотя там стояло несколько маленьких самолетов для местных рейсов. Зато на военной базе было очень оживленно, грузовики и машины приезжали и уезжали постоянно, но, насколько они могли видеть, ни стрельбы, ни сражений, ни толп народа на улицах не было, все пространство рядом с мечетью было странно пустым.
– Я не хочу спускаться слишком низко, – сказал Эрикки, – не хочу искушать какого-нибудь идиота с пальцем на курке.
– Тебе нравится Тебриз, Эрикки? – спросил Ноггер, чтобы скрыть свою тревогу. Он никогда не был здесь раньше.
– Это великолепный город, старый, мудрый, открытый и свободный – самый космополитичный во всем Иране. Я несколько раз чудесно проводил здесь время, еда и выпивка со всего мира, дешево и в изобилии – черная икра и русская водка, копченая лососина из Шотландии, а раз в неделю, в добрые времена, «Эр Франс» привозила свежие французские булки и сыры. Товары из Турции, с Кавказа, британские, американские, японские – все, что душа пожелает. Город знаменит своими коврами, Ноггер, и красотой своих девушек… – Он почувствовал, как рука Азаде ущипнула его за мочку уха, и рассмеялся. – Это правда, Азаде, ты сама разве не тебризка? Прекрасный город, Ноггер. Здесь говорят на диалекте фарси, который больше похож просто на турецкий язык. Веками Тебриз был большим торговым центром, частью иранским, частью русским, частью турецким, частью курдским, частью армянским, и всегда оставался бунтарским и независимым, и всегда был предметом вожделения царей, а теперь Советов…
Тут и там группки людей поднимали голову, пристально глядя на них.
– Ноггер, оружие у кого-нибудь видишь?
– Полно, но в нас никто не стреляет. Пока.
Эрикки осторожно обогнул город с края и взял курс на восток. В этом направлении местность поднималась, переходя в тесные предгорья, и там, на вершине холма, стоял опоясанный стеной дворец Горгонов. К нему вела дорога. Она была пуста. Высокие стены заключали внутри много акров земли: сады, ковровую фабрику, гаражи на двадцать машин, крытые загоны для зимующих отар овец, жилые помещения для ста с лишним слуг и охранников, широко раскинувшееся, увенчанное куполом главное здание с его пятьюдесятью комнатами, небольшую мечеть и крошечный минарет. Несколько машин стояли у главного входа. Эрикки сделал круг на высоте семьсот футов.
– Ничего себе домик! – пораженно пробормотал Ноггер Лейн.
– Он был выстроен для моего прадедушки князем Сергеевым по приказу царей из династии Романовых, Ноггер, в качестве пешкеша, – рассеянно сказала Азаде, внимательно осматривая территорию внизу. – Это было в тысяча восемьсот девяностом году, когда Романовы уже украли наши кавказские провинции и в очередной раз попытались отделить Азербайджан от Ирана, для чего им нужна была помощь ханов Горгонов. Но наш род всегда был верен Ирану, хотя и старался поддерживать некий баланс. – Она смотрела на дворец внизу. Из главного дома и нескольких флигелей выходили люди – слуги и вооруженные охранники. – Мечеть построена в тысяча девятьсот седьмом году в ознаменование подписания российско-британского соглашения о разделе ими наших земель и сферах влия… Смотри, Эрикки, по-моему, это Наджуд, Фазулия и Зади… и, о, смотри, Эрикки, это же мой брат Хаким! Что он здесь делает?
– Где? А-а, я вижу его. Не ду…
– Может быть… может быть, Абдолла-хан простил его! – взволнованно произнесла она. – Как бы это было чудесно!
Эрикки вглядывался в людей внизу. Ее брата он видел всего один раз, на их свадьбе, но он ему очень понравился. Абдолла-хан снял с Хакима изгнание только на тот день, потом отослал его назад в Хой в северной части Иранского Азербайджана, недалеко от турецкой границы, где у него были значительные горнодобывающие интересы. «Все, чего Хакиму когда-либо хотелось, – это поехать в Париж, чтобы учиться игре на фортепиано, – сказала тогда Азаде. – Но отец и слушать не пожелал, просто проклял его и изгнал за организацию заговора…»
– Это не Хаким, – сказал Эрикки; зрение у него было гораздо острее, чем у жены.
– О! – Азаде прищурилась от ветра. – О! – Она была так разочарована. – Да-да, ты прав, Эрикки.
– Вон и Абдолла-хан!
Внушительного, дородного мужчину с длинной бородой, который вышел из главных дверей в сопровождении двух вооруженных охранников и остановился на ступенях, ни с кем нельзя было спутать. С ним было еще два человека. Все были одеты в толстые длинные пальто от холода.
– Кто эти люди?
– Чужие, – ответила она, стараясь преодолеть свое разочарование. – Оружия у них нет, и муллы с ними не видно, значит это не «зеленые повязки».
– Это европейцы, – сказал Ноггер. – Эрикки, у тебя есть бинокль?
