Время текло для него легко. Скоро сюда придет Ибрагим Кияби, чтобы обсудить Марш женщин. Он хотел знать, как его можно будет сорвать, чтобы продвинуть дело Туде и навредить Хомейни и шиизму. Хомейни – вот настоящая опасность, подумал он, единственная опасность. Этот странный старик, он и его гранитная твердость. Чем быстрее он предстанет перед лицом Бога, Которого Нет, тем лучше.
Струя морозного воздуха проникла в комнату через разбитые стекла окна. Он не обратил на нее внимания. Ему было тепло в кожаной куртке, свитере, рубашке и майке, в шерстяных носках и крепких ботинках. «Всегда следи за тем, чтобы у тебя были хорошие носки и обувь, на случай если придется убегать, – говорили ему наставники. – Всегда будь готов бежать…»
Он с усмешкой вспомнил, как убежал от Эрикки Йокконена, заведя его в лабиринт улочек и оторвавшись от него возле Дома смерти прокаженных. Я уверен, что однажды мне придется убить его, подумал он. И его жену, эту кошку из преисподней. Как быть с Азаде? Как быть с дочерью Абдоллы-хана, Абдоллы Жестокого, который, хотя и остается ценным двойным агентом, становится слишком заносчивым, слишком независимым и слишком значительным для нашей безопасности? Да, но сейчас я бы хотел, чтобы оба они, и муж и жена, были снова в Тебризе, делая то, что от них требуется. Что до меня, я бы желал снова отправиться в отпуск, снова приехать домой, снова почувствовать себя в безопасности, снова стать Игорем Мзитрюком, капитаном КГБ, очутиться дома с Делорой, обнять ее на нашей великолепной кровати с самыми лучшими простынями из Ирландии, увидеть ее искрящиеся зеленые глаза, почувствовать под рукой нежную кожу, наслаждаться ее неземной красотой. Еще всего семь недель, и наш первенец появится на свет. О, надеюсь, что это сын…
Вполуха – как всегда, бо́льшая часть его слуха была настроена на то, чтобы уловить опасность, – он услышал крики муэдзинов, призывавших к вечерней молитве. Он начал убирать бумаги с маленького стола. Очень скоро Ибрагим Кияби будет здесь, и молодому человеку совсем не нужно видеть то, что его не касается. Все быстро исчезло в его дорожной сумке. Он поднял половую доску и опустил сумку в пустое пространство под ней, где также лежал заряженный запасной пистолет, аккуратно завернутый в клеенку, и с полдюжины осколочных гранат британского производства. Немного сухой грязи скатилось в щели, и теперь его тайник был совершенно незаметен. Он отрегулировал масляный светильник так, чтобы горел только самый кончик фитиля, и распахнул занавески. Внутри на подоконнике намело немного снега. Ракоци удовлетворенно опустился на стул и начал ждать. Прошло полчаса. Обычно Кияби не опаздывал.
Потом он услышал шаги. Ракоци достал пистолет и навел его в сторону двери. Условный стук был выполнен безукоризненно, тем не менее, отперев дверь, он скользнул в засаду к стене, где было относительно безопасно, прежде чем распахнуть дверь, готовый разнести противника в клочья, если бы это оказался противник. Но это был Ибрагим Кияби, закутавшийся от холода и довольный тем, что добрался сюда.
– Извини, Дмитрий, – сказал он, притопывая, чтобы стряхнуть снег с обуви; немного снега лежало на его курчавых черных волосах, – но автобусы почти перестали существовать.
Ракоци запер за ним дверь.
– Пунктуальность очень важна. Ты хотел знать, кто был тот мулла в вертолете в Бендер-Дейлеме, когда убили твоего отца, несчастного человека. Я узнал для тебя его имя. – Он увидел, как вспыхнули глаза молодого человека, и скрыл улыбку. – Его зовут Хусейн Ковисси, и он мулла Ковисса. Ты знаешь этот город?
– Нет-нет, я никогда там не был. Хусейн Ковисси? Хорошо, спасибо.
– Я о нем кое-что выяснил для тебя. Он представляется фанатиком-антикоммунистом, фанатичным сторонником Хомейни, но на самом деле он тайный агент ЦРУ.
– Что?
– Да, – кивнул Ракоци, его дезинформация была отменно обоснована. – Он провел несколько лет в США, его туда отправил шах, он свободно говорит по-английски, и его тайно завербовали, когда он был студентом. Его антиамериканизм такой же фальшивый, как и его фанатичность.
– Как тебе это удается, Дмитрий? Как ты узнаешь так много и так быстро, без телефонов, телексов, вообще без всего?
– Ты забываешь, что наши люди есть в каждом автобусе, каждом такси, грузовике, деревне, на почте. Не забывай… – добавил он, искренне веря в это, – не забывай, что народные массы на нашей стороне. Мы и есть народные массы.
– Да.
Он прочел нетерпеливое рвение в глазах молодого человека и понял, что Ибрагим как орудие был выбран правильно и готов.
– Мулла Хусейн приказал «зеленым повязкам» расстрелять твоего отца, обвинив его в том, что он шпион и пособник чужеземцев.
Лицо Кияби стало белым как снег.
– Тогда… тогда я хочу, чтобы он был мой. Он мой.
– Его следует оставить профессионалам. Я договорюсь о…
– Нет. Прошу тебя. Я должен отомстить.
Ракоци притворился, что раздумывает, пряча улыбку удовольствия. Хусейн Ковисси уже некоторое время был намечен к переходу в небытие.
– Через несколько дней я подготовлю оружие, машину и группу людей, которые поедут с тобой.
– Спасибо. Но мне понадобится только вот это. – Кияби достал карманный нож. Пальцы его тряслись. – Это и еще час или два времени и кусок колючей проволоки, и я покажу ему меру сыновней мести.
– Хорошо. Теперь Марш женщин. Он точно назначен через три дня. Ко… – Он в ужасе замолчал, внезапно прыгнул к боковой стене, дернул за полускрытый узел. Часть стены распахнулась на петлях, открыв проем, за которым начиналась темная ветхая пожарная лестница. – Быстро! – приказал он и нырнул вниз по лестнице навстречу свободе.
Кияби слепо бросился за ним следом, охваченный паникой. В тот же миг без всякого предупреждения дверь в комнату с грохотом распахнулась, почти сорванная с петель, и два человека, ударившие в нее плечом, влетели в комнату, едва не упав, сразу следом за ними в комнату ворвались еще люди. Все они были иранцами, у всех на рукаве виднелись зеленые повязки, и они тут же бросились в погоню с оружием наготове.
Вниз по лестнице, через три ступеньки, преследуемые и преследователи, спотыкаясь, чуть не падая, опять вскакивая на ноги и вырываясь на улицу, в темноту ночи, в толпу людей, – и тут Ракоци угодил в засаду, прямо к ним в руки. Ибрагим Кияби не мешкал ни секунды, он просто поменял направление, метнулся на другую сторону улицы, свернул в людный переулок, и ночная тьма проглотила его.
Из старой машины, припаркованной на другой стороне напротив черного хода, Роберт Армстронг видел, как их люди вошли в здание, как поймали Ракоци и как сбежал Кияби. Ракоци быстро запихнули в стоявший рядом фургон, и многие на улице даже не успели сообразить, что произошло. Двое из «зеленых повязок» направились в сторону Армстронга, оба были одеты лучше, чем остальные. У обоих на ремне висели кобуры для маузеров. Люди обеспокоенно уступали им дорогу, смотрели на них не глядя, не желая для себя никаких неприятностей. Оба человека сели в машину, и Армстронг отпустил сцепление и тронулся. Остальные «зеленые повязки» смешались с пешеходами.