– Иностранцы есть генераторы и тепло, иранцев нет.
Мак-Ивер хотел было что-то сказать, но решил, что лучше промолчать.
– Вы получали письмо? Письмо про уезжать? Сегодня письмо?
– Да, – ответил Мак-Ивер.
Одно послание пришло в управление, другое – на квартиру. Дженни обнаружила его в почтовом ящике. Оба письма были короткими: «Первого декабря вас предупредили, чтобы вы уезжали. Почему вы все еще здесь, если вы здесь не как враг? У вас осталось мало времени. Университетские сторонники Исламской республики в Иране».
– Вы… э-э… представители университета?
– Мы ваш комитет. Пожалуйста, сейчас уходить. Враги лучше никогда не возвращаться. Нет?
Мак-Ивер и Лочарт вышли. Революционеры последовали за ними вниз по лестнице. Лифты не работали уже много недель.
Улица была пустынна: ни толп, ни пожаров, вся стрельба доносилась издалека.
– Не приходить назад. Три дня.
Мак-Ивер уставился на него:
– Это невозможно. У меня столько де…
– Опасность. – Молодой человек и его остальные сверстники молча ждали и смотрели. Не все были вооружены автоматами. У двоих были дубинки. Двое держались за руки. – Не приходить назад. Очень плохо. Три дня, говорит комитет. Понимаете?
– Да, но одному из нас необходимо заправить генератор топливом, иначе телекс отключится, и тогда мы потеряем связь и…
– Телекс неважный. Не приходить назад. Три дня. – Молодой человек терпеливо показал им, чтобы они уходили. – Здесь опасность. Не забывайте, пожалуйста. Спокойной ночи.
Мак-Ивер и Лочарт сели в свои машины, запертые в гараже под зданием, чувствуя на себе завистливые взгляды. Мак-Ивер ездил в «ровере», купе 1965 года выпуска; он звал свою машину Лулу и содержал ее в безукоризненном состоянии. Лочарт позаимствовал машину Скота Гэваллана, маленький потрепанный «ситроен», который специально сделали невзрачным с виду, хотя двигатель на нем стоял усиленный, тормоза работали идеально и при необходимости он мог развивать очень высокую скорость. Они отъехали и, повернув второй раз за угол, остановились рядом друг с другом.
– Эти сукины дети не шутили, – зло сказал Мак-Ивер. – Три дня? Я не могу не приходить в офис три дня!
– Да. Что теперь? – Лочарт бросил взгляд в зеркало заднего вида. Молодые иранцы появились из-за дальнего угла и стояли, наблюдая за ними. – Нам лучше двигаться дальше. Я приду к тебе на квартиру, – торопливо произнес он.
– Да, но только утром, Том. Сейчас мы ничего не можем сделать.
– Но я собирался вернуться в Загрос. Сегодня должен был улететь.
– Знаю. Останься здесь до завтра, полетишь на следующий день. Ноггер сможет выполнить этот специальный рейс, если разрешение придет, в чем я сомневаюсь. Приходи часов в десять.
Мак-Ивер увидел, что молодые люди двинулись в их сторону.
– Часов в десять, Том, – торопливо повторил он, отпустил сцепление и, ругаясь, уехал.
Молодые люди проводили их взглядом, и их командир Ибрагим был рад, что они уехали, поскольку не хотел столкновения с иностранцами, не хотел убивать их или вести их на суд. Только САВАК. И виновных полицейских. И врагов Ирана внутри Ирана, которые хотели возвращения шаха. И всех предателей-марксистов, тоталитаристов, выступавших против демократии, и свободы вероисповедания, и свободы образования и университетов.
– О, как бы мне хотелось такую машину! – произнес один из них, едва не слабея от зависти. – Шестьдесят восьмого года выпуска, а, Ибрагим?
– Шестьдесят пятого, – ответил Ибрагим. – Когда-нибудь у тебя будет такая, Али, и бензин, чтобы залить в ее бак. Однажды ты станешь самым знаменитым писателем и поэтом во всем Иране.
– Этот иностранец поступает отвратительно, выставляя напоказ столько богатства, когда в Иране столько бедности и нищеты.
– Скоро они все уедут. Навсегда.
– Как думаешь, Ибрагим, эти двое завтра вернутся сюда?
– Надеюсь, что нет, – произнес Ибрагим с усталой усмешкой. – Если вернутся, я не знаю, что мы будем делать. Думаю, мы достаточно их напугали. Все равно мы должны проверять этот квартал не реже двух раз в день.
Молодой человек с дубинкой тепло обнял его за плечи:
– Я рад, что мы выбрали тебя главным. Ты идеально для этого подходишь.
Они все согласно закивали. Ибрагим Кияби был очень горд услышать это и горд тем, что был частью революции, которая положит конец всем бедам Ирана. Еще он гордился своим отцом, который был инженером-нефтяником и большим чиновником в «Иран ойл», который терпеливо трудился много лет на благо иранской демократии, противодействуя шаху, и который теперь, конечно же, станет влиятельной персоной в обновленном и славном Иране.
– Пойдемте, друзья, – умиротворенно сказал он. – Нам еще нужно осмотреть несколько зданий.
Глава 12
ОСТРОВ СИРРИ. 19:42. Немногим более семисот миль юго-западнее Тегерана заканчивалась погрузка пятидесятитысячетонного японского танкера «Рикомару». Над заливом ярко светила луна, ночь была благоухающей, со множеством звезд над головой, и Скрэггер согласился составить компанию де Плесси и подняться на борт, чтобы поужинать с Ёси Касиги. Сейчас все трое стояли с капитаном на капитанском мостике – палуба внизу была залита светом – и наблюдали за палубными рабочими-японцами и главным инженером рядом с толстой нефтеналивной трубой, протянувшейся за борт к скоплению вентилей на плавучем нефтяном складе, закрепленном якорями в море на постоянной стоянке, рядом с которым расположился танкер. Огромная баржа тоже была ярко освещена.
Они находились примерно в двухстах ярдах от низкого острова Сирри; танкер был надежно зашвартован: две носовые цепи закреплены на буях впереди, два якоря спущены с кормы. Нефть по трубе, проложенной по дну залива, перекачивалась с береговых хранилищ на плавучий склад, а оттуда, с использованием их собственных труб, – в резервуары танкера. Погрузка и разгрузка таили в себе немалую опасность, поскольку в резервуарах, в пространстве над поверхностью сырой нефти, скапливались летучие, крайне взрывоопасные газы. Порожние резервуары оставались еще более опасными, пока их не промывали. На большинстве современных танкеров для повышения безопасности в свободное пространство в резервуарах закачивался азот – инертный газ. На «Рикомару» такого оборудования не было.
Они слышали, как главный инженер прокричал работникам на барже: «Закрывайте вентиль», потом перевел взгляд на мостик и поднял вверх большой палец, капитан ответил ему тем же, повернулся к Касиги и сказал по-японски:
– Разрешение отплыть как можно скорее?
Капитан был худощавым мужчиной с неподвижно застывшим лицом, в белой накрахмаленной рубашке и шортах, в белых носках и ботинках, с эполетами и в фуражке с козырьком, как у морских офицеров.
