– Не пользуйтесь радиосвязью, капитан, и будьте готовы приземлиться на подлете к городу, где я вам скажу.
– Я… Мне необходимо получить разрешение.
– Не будьте дураком! Разрешение от кого? Там внизу все сейчас слишком заняты. Аэропорт Тегерана в осаде, Дошан-Тапех тоже, как и Хале-Морги. Послушайте моего совета: после того как высадите меня, сажайте вертолет в маленьком аэропорту в Рудраме.
– Я должен доложить о своем прибытии. Военные настаивают.
Ракоци сардонически рассмеялся:
– Военные? И что вы им доложите? Что без разрешения приземлились возле Казвина, были соучастником в убийстве пяти-шести гражданских лиц и подобрали двух иностранцев, которые пытались сбежать? Сбежать от кого? От народа!
Петтикин с хмурым лицом повернулся, чтобы выйти на связь, но Ракоци подался вперед и грубо его встряхнул:
– Да проснитесь же вы наконец! Военных больше нет – все военные сдались!
Они тупо уставились на него. Вертолет качнуло. Петтикин торопливо выровнял машину.
– Что вы такое говорите?
– Вчера поздно вечером генералы приказали всем войскам вернуться в казармы. Всем родам войск, всему личному составу. Они оставили поле боя за Хомейни и революцией. Теперь между Хомейни и абсолютной властью не стоят ни армия, ни полиция, ни охранка. Народ победил!
– Это невозможно, – сказал Петтикин.
– Нет, – испуганно проговорила Азаде. – Мой отец знал бы об этом.
– А, Абдолла Великий? – с насмешкой произнес Ракоци. – Сейчас-то уж точно знает… если он еще жив.
– Это неправда!
– Это… это возможно, Азаде, – потрясенно выговорил Эрикки. – Это объясняет, почему мы не видели ни военных, ни полиции, почему толпа была так враждебна!
– Генералы никогда на это не пойдут, – дрожащим голосом произнесла она, потом повернулась к Ракоци. – Это было бы самоубийством, для них и для тысяч людей. Заклинаю Аллахом, скажите правду!
На лице Ракоци было написано ликование, ему доставляло огромное удовольствие вертеть словами, сея разлад и тревогу.
– Иран теперь в руках Хомейни, его мулл и «стражей революции».
– Это ложь!
Петтикин произнес:
– Если это правда, то Бахтияру конец. Ему нико…
– Конец? Да этот тупой слабак даже и не начинал! – Ракоци расхохотался. – Аятолла Хомейни напугал генералов так, что у них яйца поотмерзали, а теперь он вдобавок еще и глотки им всем перережет!
– Значит, война закончилась.
– А-а, война, – мрачно произнес Ракоци. – Закончилась. Для некоторых.
– Да, – сказал Эрикки, пытаясь вывести его из себя. – И если то, что вы говорите, правда, то тогда конец и вам тоже, всем, кто в Туде, всем марксистам. Хомейни устроит вам всем кровавую баню.
– О нет, капитан. Хомейни был мечом, который уничтожил шаха, но меч этот держал в руке народ.
– Он со своими муллами и народ покончат с вами. Хомейни такой же враг коммунизма, как и всего американского.
– Будет лучше, если вы раскроете глаза и перестанете себя обманывать. Хомейни – человек практический, и власть для него превыше всего, что бы он сейчас ни говорил.
Петтикин увидел, как побелело лицо Азаде, и ощутил внутри себя такой же холод.
– А курды? – резко спросил он. – Как быть с ними?
Ракоци нагнулся вперед, на губах его появилась странная улыбка.
– Я курд, что бы финн ни наплел вам про Советы и КГБ. Может он доказать свои слова? Конечно нет. Что касается курдов, то Хомейни постарается стереть нас с лица земли, если ему позволят, вместе со всеми мелкими племенами и религиозными группами, всеми иностранцами и буржуазией, помещиками, ростовщиками, сторонниками шаха и, – добавил он с издевкой, – всеми и каждым, кто не согласится с его толкованием Корана. И он прольет реки крови во имя своего Аллаха, не истинного Бога Единого, если этому сукину сыну позволят. – Он бросил взгляд вниз в иллюминатор, проверяя, где они находятся, потом добавил с еще большим сарказмом: – Этот еретический меч Бога сослужил свою службу и теперь превратится в лемех плуга и уйдет в землю!
– Вы хотите сказать, будет убит? – спросил Эрикки.
– Уйдет в землю, – снова этот издевательский смех, – стоит народу лишь пальцем шевельнуть.
Азаде вдруг словно очнулась и бросилась на него с ругательствами, пытаясь расцарапать лицо. Он без труда перехватил ее и крепко сжал, пока она пыталась вырваться. Эрикки смотрел на них с посеревшим лицом. Он ничего не мог сделать. Пока.
– Прекратите! – грубо рявкнул Ракоци. – Уж кому-кому, а вам-то первой следовало бы желать этому еретику смерти. Он растопчет Абдоллу-хана, весь клан Горгонов и вас вместе с ним, если одержит победу. – Ракоци отшвырнул ее в сторону. – Возьмите себя в руки, или мне придется сделать вам больно. Я сказал правду, вам первой из всех людей следовало бы желать ему смерти. – Он щелкнул затвором автомата. – Отвернитесь, вы оба.
Мужчины в кабине подчинились, ненавидя его и его автомат. Впереди, милях в десяти, показались предместья Тегерана. Они летели параллельно шоссе и железной дороге, приближаясь к городу с запада; слева поднимались горы Эльбурс. Небо над ними было хмурым, тяжелым, плотные тучи совсем не пропускали солнца.
– Капитан, видите вон ту речушку, то место, где ее пересекает железная дорога? Мост?
– Да, вижу, – ответил Петтикин, пытаясь придумать какой-нибудь план, чтобы одолеть его.
Эрикки думал о том же, прикидывая, сможет ли он развернуться и схватить его, но Ракоци был с неудобной стороны, у него за спиной.
– Сажайте машину в полумиле к югу, вон за тем холмом. Видите, где это?
Неподалеку от холма тянулась другая дорога в Тегеран, поуже; машин на ней было немного.
– Да. А дальше?
– Дальше будете свободны. Пока. – Ракоци расхохотался и ткнул Петтикина сзади в шею дулом своего автомата. – С моей благодарностью. Только больше сюда не оборачивайтесь. Смотрите прямо вперед, оба, и ремни не расстегивайте: помните, я внимательно за вами слежу. Когда будете садиться, сажайте машину чисто и уверенно, когда я выскочу и отойду, взлетайте. Но не разворачивайтесь, потому что я могу напугаться. Перепуганные люди имеют привычку жать на курок. Вы меня поняли?
– Да. – Петтикин осмотрел место посадки. Поправил наушники на голове. – Эрикки, как тебе место, нормально?
– Да. Поаккуратнее с сугробами. – Эрикки старался, чтобы голос не выдал его нервного возбуждения.
– Нам бы нужен план.
– Думаю, он… он слишком умен, Чарли.
– Может быть, он сделает ошибку.
– Мне нужно, чтобы он сделал хотя бы одну.
Посадка была уверенной и чистой. Снег, поднятый лопастями винта, вращавшегося на холостом ходу, вьюжил за окнами кабины.
