— Давайте договоримся, — подобрел старший. — Вы нам во всем признаетесь, а мы потом дадим вам кобуру. Хорошо?
Он наклонился вперед и бережно накинул на Кору простыню.
— Только честно? — спросила Кора.
— Честно! — поклялся старший.
— Тогда я вам честно скажу: я прибыла сюда для выполнения сложного и ответственного поручения ИнтерГпола. К сожалению, вам я не могу рассказать об этом, это тайна.
Заботники понимающе улыбнулись.
— На космодроме меня встретил этот… насильник! С усами, похожий на собаку.
— Полковник Аудий Ред, — подсказал заботник.
— Вот именно. Встретил, затащил в бар и напоил каким-то наркотиком.
— Грибным ликером, — подсказал старший, обнаружив большую осведомленность. — Но не исключено, что это вы его напоили.
— А потом он начал хватать меня за коленки, вы представляете?
Кора вновь откинула простыню и доверчиво показала заботникам, за какие коленки ее хватал полковник.
Младший заботник шумно сглотнул слюну, но старший снова закрыл Кору простыней и произнес:
— Продолжайте, прошу вас.
— А чего продолжать! Дальше я была пьяна и плохо помню. Помню только, что этот полковник вытащил свою пушку и решил всех нас убить.
— Кого «всех нас»? — насторожился молодчик.
— Представителя ООП, такого зелененького, потом земного консула и, конечно же, меня, потому что я не давала ему хватать меня за коленки. Он так и кричал: «Всех перестреляю!»
— Очень интересно, — сказал молодчик. — И что же дальше произошло?
— А что дальше — хоть убейте не помню. Наверно, я упала и лишилась сознания. Меня еще никогда так не травили. Вы понимаете, что я теперь буду вынуждена подать в суд на полковника? А сейчас принесите мою кобуру, умоляю вас.
Заботники переглянулись. Они были в растерянности.
Из этой растерянности их вывел негромкий, но весьма внушительный голос, прозвучавший из-под потолка, точнее — из вентиляционной решетки:
— Верните ей кобуру.
Заботники вскочили и низко поклонились голосу.
Затем один из них кинулся к двери и через несколько секунд вернулся с кобурой Коры, так и не снятой с ремня. Чуть дрогнувшей рукой он протянул кобуру владелице.
— Спасибо, — сказала Кора и расстегнула кобуру.
Заботники и медсестра невольно присели.
Из кобуры высыпалось несколько пачек жевательной резинки в ярких обертках.
— Угощайтесь, — сказала Кора и развернула одну из жвачек.
Никто не воспользовался ее приглашением.
— Тогда вы все свободны, — сказала Кора. — Можете идти.
После короткой паузы, в течение которой заботники глядели на потолок, откуда доносилось лишь мерное дыхание, все посторонние вышли из палаты.
Кора задумчиво жевала резинку.
Когда дверь за последним заботником закрылась, она спросила, ни к кому не обращаясь:
— А вы-то небось знали, что у меня лежит в кобуре?
— Конечно, знал, — ответил голос. И рассмеялся. — А ты, я вижу, соображаешь.
— При моей безумной красоте мне без этого совершенно невозможно, — призналась Кора. — Приходится хитрить. Иначе стану игрушкой низменных мужских страстей.
— Ты зачем три пальца на ноге моему верному полковнику Аудию отстрелила?
— Это он сам отстрелил, — резко ответила Кора. — Не навешивайте на меня всякую чепуху.
— Может быть, может быть… — не стал спорить голос.
— А спаивать женщину паршивым грибным бульоном нечестно, — заметила Кора.
— Этого я ему не приказывал. Это его личная инициатива.
— Раз так, то сам виноват, — согласилась Кора. — Я сейчас буду вставать и одеваться. Вы как, отвернетесь или пойдете по своим делам?
— У меня много неотложных дел, — не сразу отозвался голос. — Так что увидимся у меня завтра утром. А сейчас я советую тебе, Кора, отдыхать — уже вечер, а у тебя был трудный день.
Раздался щелчок. В палате наступила гробовая тишина.
Кора развернула и кинула в рот еще одну жвачку.
Потом нажала на кнопку.
Тут же подбежала сестра милосердия.
— Я переезжаю в гостиницу, — сообщила Кора. — Где мой багаж?
— Ваш багаж уже в гостинице. Машина у подъезда, — сообщила сестра.
— Тогда я пошла!
— Подождите, я принесу вам халат! — крикнула перепуганная сестра.
— Хорошо, подожду, — сказала Кора и отвернулась, чтобы скрыть невольную улыбку.
Первый разговор с императором Дуагимом ее удовлетворил.
* * *
В девять часов следующего утра выспавшаяся, свежая, розовощекая Кора вошла в кабинет императора Нью-Гельвеции Дуагима Первого.
Была она одета легко, но просто — в тот самый сарафанчик, в котором она так недавно гуляла по полям в родной вологодской деревне. Правда, на шее красовалось скромное и бешено дорогое сапфировое ожерелье, и маленькая сапфировая же диадема скрывалась в пышных золотистых волосах.
Император уже ждал ее. Поднявшись из-за стола, он направился строевым шагом навстречу гостье.
— Кора! — воскликнул обладатель вчерашнего бесплотного голоса с фамильярностью, которая даже императорам дозволена лишь по отношению к старым знакомым. — Я мечтал увидеть тебя наяву.
— Ну и как? — спросила Кора, поворачиваясь и покачивая бедрами, чтобы император мог оценить ее фигуру.
— Чудесно, чудесно, высший класс!
Император был точно такой же, как на голограмме у Милодара: рыжий, коренастый, низколобый, краснощекий и пузатый. Он был одет в странную для земного глаза смесь одеяний разных эпох. В его туалете уживались галстук-бабочка и пышное кружевное жабо, расшитые золотом шаровары и синий фрак, рукава которого заканчивались желтыми отворотами. В общем, император являл собой пирата, рожденного воображением пятилетнего ребенка.
Под стать хозяину была и обстановка кабинета, увешанного гобеленами на военные темы, с высоким потолком, расписанным сценой средневекового сражения. Пол был выложен небольшими зеркалами, в щелях между которыми почему-то торчали пучки высохшей травы. На письменном столе были свалены кипы бумаг, некоторые из них пожелтели, видно, о них забыли еще за много лет до кончины предыдущего императора.
Возле стола стояли друг против друга два кресла с вышитыми спинками. Вышивка изображала перекрещенные топоры, знакомый уже Коре символ заботников.
— Садись, — сказал император, откровенно любуясь Корой. — В ногах правды нет, а нам надо с тобой серьезно поговорить.
