— Где он может скрываться? — спросил Милодар директоршу.
— Может быть, он в библиотеке? — ответила вопросом директриса. Наивность ее могла сравниться лишь с ее скромностью.
— Хорошо, — вздохнул Милодар. — Тогда вы поищите его в библиотеке, а я кое с кем поговорю.
— С кем? — строго спросила директриса.
— Вот об этом я вам пока не скажу, потому что вы немедленно захотите присутствовать при беседе, а мне хотелось бы сохранить ее в тайне…
— Ни в коем случае! Никаких интимных встреч! — воскликнула госпожа Аалтонен.
Но тут терпение комиссара лопнуло.
— Госпожа Аалтонен, — сказал он сухо и спрятал в карман своего голографического костюма фотографию Вероники. — Вы совершенно забыли, что директорствуете не в обыкновенной школе и даже не в обыкновенном детском доме, а в тюрьме повышенной опасности для малолетних преступников.
— О нет! Так не смеете говорить! — закричала директриса и замахала толстыми руками, словно индейка крыльями. — Это дети, несчастные крошки…
— Не надо дискуссий, — ответил кратко Милодар. — Идите в библиотеку и проверьте, надежна ли охрана острова. А я объявлю положение особой опасности.
И Милодар быстрыми шагами покинул комнату физкультурника и поспешил прочь по коридору к комнатам девочек, оставив директрису в растерянности посреди коридора.
* * *
В комнате девочек была лишь одна Ко.
— А где Вероника? — спросил Милодар от двери.
— Она гуляет, — ответила Ко.
— Ты мне покажешь, где она гуляет? — спросил Милодар.
— Наверное, на причале, — ответила Ко. — Она тоскует.
— Ты меня проводишь к ней? — спросил Милодар.
— Вы отлично знаете туда дорогу, — сказала девушка.
Милодар любовался девушкой со странным именем Ко. Он любил высоких женщин, а Ко в свои семнадцать лет уже вытянулась на шесть футов и обещала подрасти еще. У нее были тяжелые гладкие светло-русые волосы, синие, как у Вероники, глаза, пухлые светло-розовые, не знавшие помады губы и крепкий круглый подбородок.
— И тем не менее я прошу, чтобы вы меня проводили. Я объясню вам почему, — заявил Милодар. — С одной стороны, мне не хочется оставлять вас одну, потому что вы уже много знаете, а с другой стороны — я продолжаю беспокоиться за судьбу Вероники, и мне хотелось бы, чтобы в эти тяжелые для нее минуты рядом с ней находилась ее лучшая подруга.
— Спасибо за доверие, — улыбнулась Ко, и Милодару показалось, что она услышала в его монологе больше, чем он хотел ей сообщить, и куда больше, чем он на то рассчитывал.
Ко накинула на себя серую куртку и легко вскочила с постели, лежа на которой она только что читала.
Милодар острым взглядом окинул комнату, словно надеялся отыскать еще одну фотографию, но ничего, конечно, не увидел, потому что, если даже в комнате и были фотографии или любовные письма, их уже надежно спрятали.
Комиссар с Ко спустились вниз и пошли по тропинке к озеру.
— Что ж, давайте спрашивайте, — попросила Ко.
— Почему я должен вас спрашивать?
— Потому что иначе зачем вам тащить меня к озеру? — сказала Ко. — Вам хочется, чтобы я говорила с вами откровенно и никто нас не слушал.
«Черт побери, — подумал Милодар. — Если бы у меня все агенты были такими сообразительными, организованная преступность в Галактике была бы изжита».
— Тогда напомните мне, почему у вас такое странное имя.
— Вы это знаете.
— Я забыл! Я не могу помнить всякие пустяки! — рассердился Милодар. — Не делайте из меня гения — я просто талантливый руководитель полиции.
— Простите. Я вам напомню, господин комиссар. Когда меня нашли у дверей геологической станции, на моем платочке и пеленках были вышиты две буквы — К и О. Вот меня и стали звать Ко, ожидая того момента, когда мое настоящее имя будет обнаружено.
— На каком языке? — спросил Милодар.
— Что?
— Буквы были на каком языке?
— Неизвестно, — ответила Ко, совсем не удивившись такому вопросу. — Алфавит был либо латинским, либо кириллицей. Иначе кто-нибудь бы удивился.
— А почему вы не приняли условное имя?
— Это очень странно, комиссар, — ответила Ко голосом, который выдавал в ней открытую и доброжелательную натуру, — но мне несколько раз пытались дать условное имя и фамилию, обычно начинающиеся с этих букв. В детском приемнике я была Катей Осколковой, потом в обыкновенном детдоме меня называли Кэтт и Кэтрин Осборн, а здесь пытались переименовать в Кристину Оннеллинен.
— Перевод, попрошу!
— Кристина Счастливая.
— Молодцы. И не прижилось?
— Что-то во мне сопротивляется. Отчаянно сопротивляется. Будто в глубине моей памяти живет мое настоящее имя. И пока я его не вспомню, мне суждено обходиться двумя буквами.
— И сколько же тебе было, когда тебя нашли?
— Несколько месяцев.
— Хорошая у тебя должна быть память!
— Господин комиссар, — ответила на это девушка. — Не надо во всех нас видеть только опасных для Земли чудовищ. Вы полицейский, вам по чину положено подозревать. Но если бы вы были подобрее, всем было бы лучше.
— Я не имею права быть добрее, — возразил Милодар. — Вот ты, например, говоришь, что с рождения знаешь, как тебя зовут.
— Подсознательно.
— А по мне хоть подсознательно или надсознательно — все равно! Где гарантия, что ты не носишь в себе бомбу замедленного действия или вирус?
— Меня уже столько раз обследовали и изучали, что еще удивительно, как во мне что-то осталось.
— Все же пока карантин не кончится, вы все — пленники и пленницы.
— Но он уже скоро кончается. По закону в восемнадцать лет живое существо в Галактике получает галактическое гражданство и полную свободу передвижений. Остался всего год.
— Этот год мы должны провести особенно осторожно и исследовать вас втрое интенсивнее, — твердо заявил Милодар.
— Ну ладно, ладно, потерпим! Но не надо из-за ваших страхов и подозрений портить жизнь моей лучшей подруге, чудесной и тонкой Веронике.
Милодар остановился посреди тропинки и посмотрел на Ко снизу вверх.
— Значит, ты так рассуждаешь! Значит, тебя не удивляет, что твоя подруга затеяла роман с мужчиной фиолетового цвета, который погиб уже много лет назад, разбившись о вершину Эвереста?
— Вы имеете в виду Джона Грибкоффа? — засмеялась Ко.
— Что в этом смешного! Я никогда еще не сталкивался с девушками, которые так бурно вели бы романы с мертвецами.
— Дорогой мой комиссар, — сказала Ко, — неужели вы думаете, что наш замок и весь наш Детский остров настолько велики, что каждый ваш шаг мгновенно не становится известен любому первоклашке? Неужели никто не знает, что вы бегали на оконечность острова и нашли там притопленную лодку номер тринадцать?
