— А у нас в этом году Дуролоб подох. А Кутька отравилась.
— Собака?
— Какая собака? Кошка! Чуток пожевала и подохла.
— Может, она не от мяса подохла?
— А вороны? Которые тогда слетелись, они же тоже — ноги кверху!
Общий гул царил в комнате, будто там собралась не дюжина, а по крайней мере полсотни человек. Женщины, которые принесли пищу, остались в комнате и тоже ели мясо. Водка кончилась, но откуда-то появились еще две бутылки, на этот раз с красным вином. Аполидор подсел к Коре.
— Хорошая у меня девочка? — спросил он.
— Хорошая. А почему вы ее не угостите?
— Я не ем мяса, — сказала девочка, — принципиально не ем. Потому что кто ест мясо, он обязательно убивает. Вы меня понимаете?
— Я тебя понимаю.
— А вы убиваете?
— Я стараюсь не убивать.
— Я уж бился, бился, к врачам водил. Мама у нас погибла, мы вдвоем живем, — пояснил кормилец.
— Отольются им мои детские слезки! — загадочно произнесла девочка. Глаза ее были сухими и строгими.
— Поешь салатику, девочка, — сказал Аполидор.
Кора поняла, что он постоянно чувствует себя виноватым перед дочкой и вынужден оправдываться перед каждым встречным в том, почему Мела такая худенькая да болезненная, — не морит ли он ее голодом. Особенно если сам он такой цветущий.
Кора ждала, что он начнет оправдываться, — не может быть, чтобы он не постарался объясниться… Она решила предупредить оправдания.
— В ее возрасте я была еще худее, — сказала она, — меня в школе звали скелетиком.
Это было неправдой, потому что в школе ее звали пышкой, но сейчас ложь могла помочь — ей хотелось быть милосердной по отношению к этому неладному семейству.
— Правда? — спросила девочка.
— Правда. — Кора посмотрела ей в глаза. Агент ИнтерГпола должен лгать так, что его не засечет ни один детектор лжи.
— Правда, правда, — обрадовался Аполидор. — А посмотри, теперь какая стала! — Он попытался показать руками, но смутился и покраснел.
Десципон с бородой подошел, чуть покачиваясь. Он желал поднять этот скромный бокал за здоровье нашей спасительницы, великого специалиста по поиску драконов…
Кора милостиво выпила со стариком.
— Мы в ужасном положении, — сообщил десципон, клонясь к Коре. Глаза у него стали оловянными и неподвижными. — Нам никто не верит. Даже правительство.
— Но почему же? Ведь раньше вам верили?
— Экономическое положение в Лиондоре оставляет желать много лучшего, — рявкнул десципон в ухо Коре — она еле успела отшатнуться.
Мела и ее отец сидели по другую сторону Коры. Аполидор заставлял дочь есть жареную картошку. Она отворачивалась, морщилась, но все же ела.
— Нам все время урезают кредиты на питание. Знаете ли вы, что нам приходится переводить драконов на растительную пищу? Драконы болеют, отказываются класть яйца. Ведь это проблема номер один! Еще шесть лет назад мы продали в зоопарки Миандрии и Пролима четыре оплодотворенных яйца. Два дракона до сих пор живут в Миандрии.
— Я думала, что во всей Галактике только в Лиондоре сохранились драконы.
— Мы — родина драконов. Они очень плохо существуют в других местах и совершенно не размножаются. Но иногда в хороших условиях они могут жить десятками лет в зоопарках.
— Но с планеты их вывезти нельзя?
— Пробовали, несколько раз пробовали. Ни яйца, ни новорожденные особи не переносят космических путешествий. А для взрослого дракона еще не придумали каюты… Так что у нас они последние…
Десципон допил водку и закручинился.
— Когда драконов больше не будет, его выгонят на пенсию, — сообщила Коре девочка, которая постепенно проникалась к ней доверием. — Их всех выгонят. А может, и к стенке поставят. Ведь нужны виноватые. У нас всегда так: нашли виноватых, и все хорошо. А настоящие виноватые в лимузинах ездят. Понимаете?
— А ты как думаешь, куда деваются драконы? — спросила Кора.
— А кто их знает, — неопределенно ответила девочка. — Значит, уводят.
— Значит, — сказала Кора, — кто-то открывает клетки, кто-то ведет дракона по Загону, потом через башню в город и через город… Пешком?
— Не, — сказала девочка. — Драконы-то летучие! Ты забыла, тетя Кора?
— Они в самом деле летают? Я читала в «Драконономии», что драконы летают только в период спаривания.
— Точно! — подтвердил захмелевший Аполидор. — В этот самый период!
— Период спаривания, — заявил трезвым голосом десципон с бородой, — у наших драконов бывает каждый месяц.
— И продолжается больше недели.
— Вот что значит читать книги, — сказала Мела, — читаешь-читаешь, а на самом деле ничего не знаешь. Я поэтому в школу не хожу, боюсь лишнему научиться.
Отец смотрел на дочку с гордостью. Он думал, наверное, что у него растет самая умная девочка на планете. Так случается с родителями. Особенно с родителями-одиночками, лишенными критического взгляда партнера.
— Значит, — проявила настойчивость Кора, — ты думаешь, что кто-то открывает загон, выводит дракона, а потом он летит?
— Дракон просто так не полетит, — сказал десципон. — Он полетит, только если перед ним летит самка.
— Значит, он все же не летает, — сказала Кора.
— А если очень голодный, а ты ему кусок мяса покажешь или целую корову, он и без самки полетит, — сказала Мела.
— Это — антинаучная чепуха! — воскликнул счетовод, который подошел к ним, обгладывая кость. — Эта теория, выдвинутая Пронькисом, никем и нигде не доказана.
— А я вот выпущу дракона, — сказала девочка, — он и полетит. Они же кушать хотят.
И как бы в ответ на ее слова совсем рядом, будто за стенкой, раздался нарастающий, как рев падающего самолета, рык дракона. Задрожали стекла. Бухгалтерша с десципоном без бороды, которые танцевали, задирая ноги, от неожиданности свалились на стол, переводчик Мери проснулся и вскочил, прижимая ладони к ушам, кто-то из драконослужителей уронил и разбил стакан с вином, отчего громко заплакал.
— Кормиться просит, — спокойно сказала девочка.
— Так вы бы покормили, — обратилась Кора к Аполидору. — Вы же драконокормилец.
— Вы хотите сказать, что я толстый, потому что драконов объедаю? Это не так! Я такой толстый с раннего детства. Меня можно вообще не кормить, я все равно толстым буду.
— Мама папу вовсе не кормила, хотела, чтобы похудел, — сообщила девочка, — а он был толстый, честное слово.
— С кого спрашивают? — продолжал Аполидор. — Всегда с кормителя. А я что, не понимаю? Я готов в загон войти, только он сожрет меня, не поперхнется. Я не могу смотреть, как они мучаются! Иногда думал: может, отравить их, чтобы не мучились? Но не могу. Знаете почему? А потому что я добрый.
