— Хозяину понравилось, вот и назвал, — пояснил всезнающий Пол. — Хозяин вообще мужик с богатой фантазией. На просторах Интернета его именуют Гауляйтером. Он возглавляет миграционный патруль, на общественных началах отлавливающий узбеков-нелегалов. Ходят слухи, бойцы Гауляйтера вывезли в лес и закопали пару сотен таких бедолаг. Но, опять же по слухам, у него есть на то полное моральное право, ибо гастарбайтеры из Средней Азии изнасиловали и убили его жену.
— Вот это я понимаю, мужчина… — закатила глаза Маша Ветрова. — Мстить за любимую женщину так благородно!
— Ну да, конечно, как раз в стиле кельтских баллад, — желчно заметила я.
— Помню, лет двадцать назад был такой владелец арт-галереи Роман Арзамасов, красавец и умница, — мечтательно произнесла Кира Ивановна, которой тут же передалось романтическое настроение Марии. — После трагической смерти жены он распродал всё имущество и уехал с дочерью в Англию. Может, он отец Бориной Жени?
Услышав словосочетание «Борина Женя», я скрипнула зубами. А Банкин встрепенулся и сайгаком скакнул за пустующий стол Джуниора и пробормотал себе под нос, проворно забегав пальцами по клавиатуре:
— Может, и отец. Надо в Интернете посмотреть.
Уже через десять минут мы узнали, что галерейщик действительно отец Евгении. Уехав из России, Роман Арзамасов прославился в Европе как создатель цикла картин «Обнажённая Зоя», на которых запечатлел свою красавицу-жену незадолго до того, как та покончила с собой. Выложенные на сайте репродукции картин сильно ухудшили моё и без того паршивое настроение, ибо Зоя и в самом деле была красоткой. Если Женя хоть немного похожа на мать, ничего хорошего мне не светит.
Я тронула Пола за плечо и с мазохистскими нотками в голосе попросила:
— Найди фотки Жени.
— Да пожалуйста, сколько угодно! — обрадовался Банкин, забивая в поисковик запрос.
Портреты Жени добили меня окончательно. Она оказалась ещё ярче матери — с огненно рыжими вьющимися волосами, струящимися по плечам, из-за которых певица и получила прозвище Ред Джейн. Помимо роскошных волос Женя имела точёный носик, пухлые губы и огромные глаза цвета молодой листвы. А еще и хрустальный голос, которым она виртуозно выводила кельтские баллады — Пол Банкин как раз включил запись концерта, чтобы окружающие имели возможность получить полное представление о юном даровании с берегов туманного Альбиона.
Слушать её пение было выше моих сил, и я, подхватив сумку, бросилась прочь из офиса.
— Так мы едем на Поварскую? — прокричал мне вдогонку шофёр.
Закусив губу, чтобы не выругаться вслух, я собрала волю в кулак и, выдавив из себя улыбку, твёрдо сказала:
— Встречаемся в восемь у паба.
* * *
Всю дорогу до дома я ругала себя последними словами. Вот дура! Тупица! Кретинка! Что, доигралась чувствами влюблённого в тебя парня? Получила по полной программе? Думала, Боря всю жизнь за тобой бегать будет? Считала, что, кроме тебя, он никому не нужен? А вот нашлась-таки девчонка поумнее, которая не разбрасывается приличными парнями, а как пить дать приберёт Устиновича-младшего к рукам.
Наконец, прекратив самобичевание, я приказала себе: хватит реветь, лучше поразмышляй, что теперь делать. Способ борьбы за жениха просматривался один — придётся изобразить, что новая пассия Бориса нравится мне не меньше, чем ему. А может быть, даже и больше. И будто я сплю и вижу, как бы с ней подружиться. Мало того! Я пойду и правда подружусь с этой Женей, чего бы мне то ни стоило. Выведаю её слабые стороны, а потом деликатно укажу на них Борису. Хотя… нет, скорее всего, это ещё больше оттолкнёт от меня кудрявого друга и добавит очков в пользу Джейн. Ну и что делать?
Набрав ванну, я погрузилась с головой в тёплую воду и решила умереть — пусть меня найдут соседи, которых я затоплю, и вызовут полицию. Ага, вскроют дверь, выловят моё распухшее некрасивое тело… И бабушка с дедом остаток своих дней проведут в неутешном горе на моей могилке, скончаются один за другим, так и не сумев оправиться от утраты. Мысль о дорогих мне стариках не дала умереть. В последний момент буквально вытолкнула меня на поверхность, и я принялась кашлять и отплёвываться, жадно ловя ртом воздух.
В конце концов, что уж такого случилось? Ну, влюбился Борис в какую-то певичку. В первый раз, что ли? В Израиле он вообще чуть было не женился, и ничего, как-то я это пережила
[3]. Не маленькая, справлюсь и на сей раз.
Тщательно накрасившись и уложив феном непослушные вихры, я надела маленькое чёрное платье, влезла в сапоги на шпильках, застегнула длинную, до пят, норковую шубу, которую ношу крайне редко именно из-за её непомерной длины, и, оросив получившуюся красоту «Шанелью», покинула квартиру.
Дорогой я думала, как мне себя вести с Борисом. Надо ли делать вид, что я здесь совершенно случайно, или прямо сказать ему, что приехала посмотреть на его певичку? Пока я вырабатывала линию поведения, добралась до Поварской улицы. Стоянки перед пабом не оказалось, и я неспешно тронулась вдоль тротуара, высматривая местечко для парковки. И тут вдруг увидела знакомый чёрный «Джук». Не веря своим глазам, я кинула взгляд на номерной знак, и тот окончательно развеял сомнения: это была та самая машина, которая несколько дней назад перегородила проезд у нашей адвокатской конторы, а затем преследовала автомобиль Бориса.
Я не верю в случайные совпадения. Как правило, их кто-то старательно продумывает и с определённой целью воплощает в жизнь. Поэтому, решив не упускать противника из виду, я запарковалась, заперев «Мини-Купером» неприятельский «Ниссан», и уверенной походкой двинулась навстречу неизвестности.
Пол Банкин ждал меня у входа. Ради торжественного случая он нарядился в узкие джинсы и короткую кожаную куртку, едва доходящую до пупа. Ноги в зелёных кедах выписывали на снегу замысловатые фигуры, из чего я сделала вывод, что Пол изрядно замёрз. Об этом же свидетельствовал его вздёрнутый нос, сделавшийся ярко-красным. Пол дул на ладони и смотрел на меня с нескрываемым упрёком.
— Что так долго? Они уже петь начали, — недовольно проворчал он. И, втянув носом воздух, добавил: — Весь флакон на себя вылила?
— Не твоё дело, — огрызнулась я, распахивая на ходу полы шубы и надменно шествуя мимо секьюрити.
Охранник преградил мне дорогу и вытянул руку вперёд, как бы намекая, что в неё следует что-то положить. Плохо соображая от пережитых потрясений, я тупо смотрела на его раскрытую ладонь, не понимая, чего от меня хотят.
Банкин не растерялся и сунул секьюрити какие-то бумажки.
— Я билеты заранее купил, потом деньги отдашь, — пробормотал водитель мне в спину.
Но я уже не слышала его, а смотрела через приоткрытую дверь зала на стоящую на сцене сказочную принцессу с медными волосами, украшенными венком из вербены, и с приколотым на поясе трилистником. Протянув руки к публике, она пела:
