Уважаю этого мудрого человека, – ответил командир эскадрильи. – Своими книгами он многое сделал, чтобы навести психологические мосты между нами и черными.
Так вот этот Нобелевский лауреат заявил в 1957 году английскому журналисту Роберту Хоу, который брал у него интервью: «Если дело дойдет до драки, то я буду сражаться на стороне Миссисипи против Соединенных Штатов, даже если придется при этом стрелять в негров на улицах». Что вы скажете на это?
Я слыхал об этом, Генри, – спокойно ответил Тейлор. – Но ты не добавил, что потом Фолкнер осудил себя за эту фразу, назвал свои слова «глупыми и опасными». Дай-ка мне все-таки сигарету.
Капитан Хукер достал из кармана пачку «Филип Морис» и протянул командиру вместе с зажигалкой.
Hooey! Чепуха! Известно, что и среди негров расистов хоть отбавляй, – сказал заместитель командира эскадрильи.
А что ты хотел? Каждое действие рождает противодействие… Расизм отвратителен в любых проявлениях. Вся Америка поднялась на бой с нацистами, уничтожавшими евреев. Гитлер и его клика были чудовищными монстрами. Но разве сионисты, убивающие арабских детей и женщин, лучше? Да, негры ненавидят белых, и в нью-йоркском Гарлеме им опасно ходить в темных переулках. Но кто сделал негров такими? Мы сами. И ты, Генри Хукер, всегда делаешь вид, будто принюхиваешься в присутствии Рамсея Уотса. А ведь он один из лучших ракетчиков базы и, наверно, не меньше тебя любит Америку. И если я заметил, что ты не выносишь его, то Рамсей уловил это гораздо раньше.
Я не обязан целоваться с черномазым, даже если он станет председателем Комитета начальников штабов, – буркнул Хукер.
А тебя никто к этому не принуждает. Но я не допущу в своей эскадрилье расистских выходок, ибо они подрывают нашу боеготовность. Считайте это служебным замечанием, капитан.
Слушаюсь, сэр!
Генри Хукер вскочил со стула н вытянулся.
– Ладно, – устало махнул Джордж Тейлор. – Садись рядом, и посмотрим, с чего нам лучше начать.
Когда вертолет с первым заместителем Главкома и генералом Алиметовым подобрался к посадочной площадке, там стояла уже такая же машина, принадлежавшая Аэрофлоту.
Странно, – сказал Алиметов, – Федоров уже здесь. Как это он опередил пас?
Сейчас узнаем, – отозвался генерал-полковник Гришин. – Может быть, он говорил не из Каменогорска?
Вертолет мягко опустился на землю, лопасти повертелись, повертелись и стали замедлять движение. В дверях, ведущих к экипажу, появился летчик и приготовил легкий трапик.
– Оставайтесь на связи, полковник, – приказал сопровождающему их Гайдуку первый заместитель Главкома. – Мало ли что… А мы узнаем сейчас, что натворило землетрясение, и сразу вернемся. На сегодня еще уйма дел в соединении.
Вместе с Алиметовым генерал-полковник покинул вертолет. Едва они оказались на земляной площадке, покрытой металлическими решетками, из другой машины вышел моложавый высокий мужчина лет пятидесяти, в кожаной куртке и джинсах, заправленных в короткие сапоги. Это первый секретарь Каменогорского обкома партии.
Следом из вертолета появился совсем молодой парень – начальник горной обсерватории, доктор наук Плотников.
Как это вы успели раньше нас, Евгений Александрович? – спросил Алиметов, пожимая руку Федорову. – Ведь из областной столицы вдвое, если не дальше, лететь надо.
А я был уже на половине дороги, – объяснил секретарь обкома. – Точнее, почти на месте. И звонил, находясь в воздухе.
Дела, – удивился Гаджи Магомедович, – а связь была как из соседней комнаты.
Федоров засмеялся:
– А что же вы думали? Хватит ракетчикам держать монополию на отличную связь. Мы и сами с усами. Знакомьтесь, товарищи. Это наш горный колдун. Начальник обсерватории Института Солнца доктор наук Плотников.
– Александр Николаевич, – представился молодой ученый, пожимая руки Гришину и Алиметову.
Он был одет так, будто собирался на международный симпозиум, правда, его элегантные туфли были обляпаны красной глиной.
– Ну что ж, давайте в машину – и к хозяину в кабинет, – предложил Федоров. – Там все и обсудим. Обстановка сложная. Кое-что мы посмотрели с товарищем Плотниковым, и стало ясно: удар пришелся в перемычку. Сейчас там ведут контрольное бурение наши геологи, с ними прилетевший из Москвы профессор – светило геофизики и сейсмологии. Надо абсолютно точно узнать, не проникает ли вода в основание плотины. Выводы нам сообщат специалисты.
Подъехал «уазик», и секретарь обкома предложил всем садиться. За рулем машины находился усатый человек в широкополой шляпе и меховой безрукавке, надетой на рубаху из плотной клетчатой ткани. Федоров представил гостям и его. Водитель оказался председателем исполкома соседнего с Рубежанским района. Земли района стыковались с ракетными позициями, на них размещалась и северная часть озера Лебяжьего.
Смотри-ка, – сказал, вдруг рассмеявшись, Федоров, – одно начальство в автомобиле. Поистине: «All chief – no indians»… Помните эту историю?
Что-то американское, Евгений Александрович? – спросил водитель – глава района, резко бросая машину с места.
Одного индейского вождя пригласили в штаб американского полка, – объяснил Федоров. – И когда дома спросили его о впечатлениях, он коротко ответил: «Все начальники и ни одного индейца».
Гришин немного знал Федорова, встречался с ним в Каменогорске, но в такой обстановке видел впервые. Все эти ковбойские, как он их мысленно окрестил, штучки смутили его, хотя Юрий Александрович знал от Алиметова о простецком стиле обращения с людьми Евгения Александровича. Так он отменил, например, обязательное ношение галстуков и пиджаков, которые стали чуть ли не униформой партийного работника. Владея тремя иностранными языками, организовал курсы для аппарата обкома, пел в областном хоре старинные песни, по утрам бегал в аллеях Каменогорского парка и состоял почетным председателем городского клуба «моржей».
С одной стороны Гришину нравились эти демократические, так сказать, нововведения, тем более что в делах Федоров успел проявить незаурядные способности лидера. Но, с другой, человек военный, привыкший к дисциплинирующему единообразию армейской одежды, Юрий Александрович иронически поглядывал на первого секретаря и его спутников, ничем внешне не походивших на представителей руководства.
Ехали не больше четырех-пяти минут: административное здание обсерватории отстояло недалеко от площадки, где сели вертолеты, оно заметно высилось над озером. Не мешкая, прошли в кабинет Плотникова. Там увидели еще одного человека, тот и вовсе был похож на туриста-рыболова, – Степан Фирсович Черных, первый секретарь Рубежанского райкома.
«А что, – подумал Гришин, – в конце концов, они по тревоге выехали на ЧП, а не на пленум в областной Дворец культуры собрались…»
Видно, Черных ждал их, так порывисто встал и шагпул к ним навстречу.
– Плохо, Евгений Александрович, – сказал он Федорову, забыв от волнения поздороваться с другими. – Уже есть пробы. Звонил Сухан Курдов, главный геолог. Сместилась подошва плотины, вода размывает песчаногравийную смесь. Положение незавидное. И сам профессор Князев в большой опаске…
