Джордж Тейлор от души рассмеялся, улыбнулся и Хукер, а Стив Карлсон прямо-таки закатился в хохоте. И только Том Бэйтс хлопал белесыми ресницами, не понимая, что смешного в глупой истории. Потом не выдержал и спросил сержанта:
– Да как же дед мог умереть от яда, если змея укусила его в деревянную ногу?
Вопрос Бэйтса словно подлил масла в огонь. Стив Карлсон упал на топчан, заливаясь смехом. Даже сержант Маккена, сохранявший невозмутимый вид, не выдержал и усмехнулся.
– Видишь ли, Том, у моего деда еще и голова была Деревянная, – сказал Джон Маккена. – Как у некоторых регбистов…
Бэйтс стал соображать, что его разыгрывают, открыл рот, чтобы ответить, только сделать этого не успел.
В караульном помещении прогремел сигнал общей тревоги. Это был приказ «Идет град».
Две совсем небольшие березки привезли из далекой России.
Они благополучно пересекли Западную Европу и Атлантический океан, приземлились в Нью-Йорке, в аэропорту, который тогда не носил еще имени Джона Кеннеди, и на поезде добрались до города на реке Потомак. Здесь и опустили их в американскую землю, по обе стороны крыльца дома № 2552 на улице Belmont Road в центральной части Вашингтона. В этом строении с давних пор размещалась резиденция советского военного атташе в Соединенных Штатах Америки. Вот уже несколько месяцев эту ответственную должность занимал полковник Полухин, высокоэрудированный военный дипломат, имеющий опыт подобной работы и в западноевропейских странах, и в самих Штатах.
Сейчас Юрий Семенович вышел из здания атташата и задержался на мгновение на крыльце. Он знал: за ним наблюдают. Да и не с одной стороны: вход в резиденцию постоянно просматривался спецслужбами. И все же полковник не мог отказать себе в такой понятной человеческой слабости: попрощаться с березами. Втайне от всех (Полухин стеснялся некоей сентиментальности, которая отличала его) полковник окрестил русских землячек. Правую он назвал именем сестры – Ларисой, а левую – Валентиной. Так звали его жену, она оставалась сейчас в их квартире на Коннектикут-авеню с двумя сыновьями, собиралась лететь с ними в Москву на каникулы. Третий сын – Федор – учился в пограничном училище, готовился пойти по стопам деда.
Полухин глубоко вздохнул, отошел в сторону и провел рукой по левой березе, будто прощаясь с ней. Затем решительно сошел по ступенькам. «Пусть смотрят, – равнодушно подумал военный атташе, он привык к постоянной слежке. – Решат, что это некий ритуальный жест русских…»
С правой березой он простился мысленно – не было времени: Юрия Семеновича ждал Чрезвычайный и Полномочный посол СССР в Соединенных Штатах. Вчера ве чером Полухин побывал на 16-й улице. Посол принял его у себя в кабинете, выслушал короткий доклад, связанный с будущим подписанием в Вашингтоне договора и предстоящим прибытием в Америку группы советских экспертов-контролеров. Все организационные мероприятия в связи с этим обстоятельством возлагались на Полухина и сотрудников его аппарата. И сейчас он сообщил послу, что у него все готово, хотя до приезда гостей еще оставалось время.
Завтра у нас будут рассмотрены списки американских экспертов, включенных в контрольную комиссию, Юрий Семенович, – сообщил посол. – Вы знакомы с ними?
Конечно. И многих из этих людей знаю лично.
Поздно вечером, в Москве уже будет утро, я позволю домой по этому поводу. У вас нет каких-либо сомнений на этот счет? Я имею в виду кандидатуры…
Разные там люди, Фрол Игнатьевич, – медленно, взвешивая каждое слово – дело-то ведь нешуточное, – проговорил Полухин. – Лиц, явно причастных к нежелательным для нас ведомствам, так сказать, штатных сотрудников РУМО или ЦРУ вроде бы нет. Но мы не можем и не должны исключать, что к нам поедут классные специалисты, которые будут рассматривать свою миссию под нежелательным для нас ракурсом. Это однозначно. Поэтому нам самим надо смотреть в оба – вот и все.
Спасибо, Юрий Семенович, – поблагодарил посол и встал из-за стола. – Тут вот хотел поговорить с вами кое о чем… Может быть, прогуляемся?
Полковник согласно кивнул, сдержав улыбку, и подумал: «Наш Аристотель верен себе». Именем античного философа из города Стагира посла прозвали за пристрастие вести доверительные разговоры, прогуливаясь по просторному залу для приемов. Когда обнаружилась у посла эта привычка, атташе но культуре пустил в обиход слово «перипатетик», что в переводе с греческого означало «совершаемый во время прогулки». Такое прозвище получали мудрецы, которые обсуждали проблемы бытия во время прогулок по садовым аллеям Ликея, философской школы Аристотеля, основанной им в Афинах в 335 году До нашей эры. Но слово «перипатетик» не привилось – не каждому под силу было выговорить его с непривычки, – и посла стали звать просто – Аристотель.
Когда они вышли в зал и неторопливо двинулись по идеально навощенному паркету, посол прикоснулся к локтю атташе и сказал:
Я располагаю информацией, Юрий Семенович, которая меня, признаться, крепко беспокоит. Вы знаете, как поначалу противилось правое крыло правящей нынче партии подписанию Московского предварительного соглашения. Ведь рушатся старые стереотипы! Готовится ликвидация стратегических наступательных вооружений, исчезает главный козырь политического и военного шантажа. Поэтому политическая поляризация достигла в стране пика. И вот будто бы определилась некая третья сила, настроенная весьма радикально. К сожалению, этот радикализм крайне реакционного толка. И от этой группы, как я понимаю, можно ждать самых решительных действий.
У меня тоже есть кое-что, – осторожно заметил Полухин. – Но пока, увы, сведения неопределенные, типа «вокруг да около». Во всяком случае, благодушного настроения нет ни у меня, ни у моих помощников. Будто сидим в окопе и ждем сигнала «В атаку!». Готовность номер один, Фрол Игнатьевич.
Это хорошо, что вы отмобилизованы. Но если бы все было так просто, – вздохнул посол. – У нас с вами положение другое, я бы назвал себя и своих коллег специалистами по человеческим отношениям. А особая задача наших дипломатов в том, чтобы всегда стремиться превратить эти отношения в добрые. В конце концов, именно у нас, а не у кого-нибудь еще, родились слова «мирное сосуществование». И вот, опираясь на имеющиеся у меня сведения, я боюсь, как бы нам не испоганили, Юрий Семенович, московские добрые результаты.
Посол остановился.
– Завтра, полковник, будьте у себя в атташате пораньше. К утру обстановка для меня прояснится, я буду знать больше, нежели сейчас. И тогда немедленно свяжусь с вами по «Тундре». Будьте готовы сразу выехать сюда.
«Тундрой» они называли закрытую автоматическую связь, исключающую подслушивание.
Может быть, мне лучше с утра находиться в посольстве? – предложил полковник Полухин.
Пет необходимости, – возразил посол. – Я вызову вас.
Так он и сделал. И, прощаясь с русскими березами, выросшими в американской почве, военный атташе поду мал, что, судя по голосу Фрола Игнатьевича, худшие опасения посла оправдались.
