- А этот медальон, оказывается, вовсе никого счастливым не делает. Наоборот. Им людей в ущербных превращают, а то, что у них отнимают, благородные берут себе, поэтому они такие все умные и способные. Представляешь?
- Не может быть! Это же… нечестно! - Чаруша вскинула глаза. Надо же, девка, а понимает!
Ободренный ее поддержкой, Есеня продолжил:
- Я решил, надо этот медальон молотом расколотить. Или в горне переплавить.
- Здорово! А как же ты его найдешь?
Есеня чуть не проговорился, но вовремя прикусил язык.
- Найду. Вот увидишь!
- А мой отец говорит, что тебе надо к вольным людям уходить… - вздохнула она.
- А что? Можно и к вольным людям! - оживился Есеня: идея ему понравилась.
- Ты что! Это же на всю жизнь!
- Ну и что? Здорово. Работать не надо, денег копить не надо!
- А как же жениться, детишек завести?… - Огорченно спросила Чаруша.
- Была нужда! - Есеня дернул плечом.
- Слушай, возьми меня с собой, - шепотом попросила она и, покраснев, опустила лицо.
- Куда?
- К вольным людям.
- Ты чего? С ума сошла? Чего ты там будешь делать?
- Еду готовить. Еще я шить умею. Кто вольным людям одежду зашивает? Стирать могу. Я все умею, правда.
- Глупости это. Вольные люди на то и вольные, что баб за собой не таскают.
Чаруша вздохнула, и Есеня увидел слезы в ее глазах.
- Да ладно, не реви, - снисходительно сказал он. - Ты замуж выйдешь, ты красивая.
- Правда? - она подняла лицо.
- Что «правда»?
- Что я красивая?
- Конечно, что ж я, врать буду, что ли…
Она осторожно вытерла слезу и улыбнулась. Как легко девчонку сделать счастливой! Ведь кому ни скажи - «ты красивая», тают и улыбаются. Как будто это самое главное в жизни. Интересно, улыбнулась бы она, если бы Есеня сказал ей, что она аппетитная и ему хочется ее потискать? Наверняка бы обиделась и по роже хлопнула. А это ведь гораздо важней, чем красота. Вот белошвейки - те не обижаются, но им это тоже почему-то не нравится, они тоже все хотят быть красивыми.
Когда Чаруша ушла, он стал мечтать, как вечером пойдет к белошвейкам. Но надеждам его сбыться было не суждено: ближе к закату к нему пришла Цвета - одна, без подружки.
- Есеня? Это я.
- Заходи, - Есеня к тому времени успел заскучать и проголодаться. Спать ему не хотелось, через щелку в стене ничего, кроме кур во дворе Бушуихи, он не видел, так что приходу сестренки обрадовался.
- Меня батя прислал.
- А пожрать принесла? - Есеня принюхался: от ее узелка очень аппетитно пахло жареной гусятиной.
- Конечно. Вон, смотри, это мамка для тебя специально зажарила. Только ты все не ешь, это тебе на дорогу, - она залезла на сеновал поближе к Есене. - И молоко тут. Флягу оставь себе, пригодится.
- На какую дорогу? - Есеня облизнулся и запустил руку в горшок, который прятался в узелке.
- Батя тебе велел сегодня ночью, как только стемнеет, идти в лавку к Жидяте. Он тебя проводит в лес, к вольным людям.
- Чего, серьезно? - Есеня еще не понял, радоваться ему или, как обычно, доказывать отцу свою самостоятельность.
- Конечно. Батя сам хотел прийти, но он же высокий, его издали видно. Побоялся, что проследят.
- Как у вас там? Все в порядке?
- Ой, Есеня. Не знаю. Нас никто не трогает, но все равно очень страшно. Мама плачет, батя места себе не находит. Нам, наверное, придется уйти из города. Батя говорит, что у тебя другого выхода нет, только к вольным людям уходить. Все равно поймают. Выследят, кто из нас тебе еду носит. И про Чарушу догадаются рано или поздно.
- Да я что… Я не против. К вольным людям - так к вольным людям, - Есеня откусил кусок гусиной ножки. - Чаруша со мной к вольным людям просилась. Но я отказался.
- Она тебе нравится?
- Ну да, пухлая такая… мне пухлые нравятся.
- Она хорошая, правда? - сестренка явно оживилась.
- Ну да. Чего она только к вольным людям собралась, я не понял.
- Чего, действительно не понял? - Цвета рассмеялась. - Вы никогда таких вещей не понимаете.
- Да ладно. Чего там понимать-то? Скучная жизнь у вас, а у вольных людей весело, интересно.
- Дурак ты, Есеня, - сестренка посмотрела на него сверху вниз.
- Чего сразу «дурак»? - Есеня жевал с таким аппетитом, что не очень-то обращал внимание на ее слова.
- Она же в тебя влюблена по уши! Ты что, не видишь, что ли?
- Чего, серьезно? - Есеня откусил еще кусок.
- Ну да. Знаешь, как батька радовался! У них ведь с ее отцом все уже сговорено. Она к нам и ходит поэтому. Отпустили бы ее в чужой дом допоздна сидеть? Ты что, не знал?
Есеня перестал жевать.
- Ничего себе… - пробормотал он. - А меня они не хотят спросить?
- Ну ты же сам сказал, что она тебе нравится, - сестренка потускнела.
- Мне, знаешь, много кто нравится. Нет, она хорошая, ты ей не говори, что я так. Но жениться мне пока что-то не хочется.
- Так ведь не сейчас. Пока сладится все - года через два, а то и через три свадьбу бы сыграли.
Есеня подозревал, что тут батя подложит ему какую-нибудь свинью, и давно приготовился к долгой и серьезной обороне. Он не сомневался, что в невесты ему выберут какое-нибудь пугало. Обижать же Чарушу было жалко, и это ставило его в особенно неприятное положение. Но не жениться же, в самом деле, только потому, что боишься кого-то обидеть? Лучше уж податься к вольным людям.
Жидята ждал его: в лавке горел свет, и как только Есеня постучал в дверь, она сразу же приоткрылась. Жидята втащил его внутрь, осмотрелся и дверь тут же прикрыл.
- Ну что? Добегался? Доигрался? - спросил он, оглядев Есеню с головы до ног.
- Да ладно… Чего сразу «добегался»?
- Ничего. Садись. Ты ел?
- Да. У меня еще есть, мамка на дорогу дала.
- Хорошо. Тут батька тебе собрал кое-что. Посмотри.
Жидята вытащил из-под стола увесистую котомку.
- Вот. Сапоги сейчас надевай - через лес пойдем.
- Вот это да! Сапоги? - удивился Есеня.
- Надевай. Ножик твой батя подправил - как мог, конечно. Это уже не булат, но режет хорошо, да и крепкий. Пригодится. Вот еще, смотри.
- Ух ты! - Есеня задохнулся. - Это чё? Кистень такой?
- Почти, - усмехнулся Жидята. - Это боевой цеп. Батя твой сам сделал, так что не сомневайся - надежная игрушка. Там тебя научат, как с ним обращаться. Тут еще вещи теплые, одеяло. Жмур четыре золотых дает, это твой пай первоначальный. Так что если кто скажет, что ты пока ничего не заработал, - не верь. На четыре золотых полгода можешь жить спокойно. Потом, глядишь, втянешься, сам пользу приносить начнешь.
