Удивительные это были люди. Со стороны казалось, что они одержимы какой-то общей идеей, и связь между лагерями напоминала разветвленную организацию. На самом же деле, жизнь разбойника, как и любого преступника, сводилась к тому, чтобы добывать себе пропитание, и не более. Никаких сказочных богатств «вольные люди» не копили, грабили чаще всего небольшие торговые обозы и рассчитывать могли максимум на драгоценные меха, сбыть которые было не так-то легко: не крестьянам же их продавать! Сами разбойники одевались богато, соболья шапка и сапоги были у каждого, что же до шуб, то тут они предпочитали более практичные вещи. Впрочем, полы в шалашах они выстилали дорогими шкурами и укрывались меховыми одеялами.
Именно в это время года у разбойников начинался «сезон»: сборщики налогов возвращались из деревень, везли с собой деньги и продукты. Говорят, часть добычи «вольные люди» возвращали крестьянам, но о таком Избор раньше не слышал и не очень в это верил. Впрочем, никто из крестьян никогда бы не рассказал об этом страже. На такие вылазки выходили тремя или четырьмя лагерями сразу: сборщики налогов были хорошо вооружены и не уступали разбойникам ни в силе, ни в ловкости.
Избор понимал, что расположение к нему разбойников шатко и в любую минуту может обернуться неприязнью, если не ненавистью. И тогда, стоит им только заподозрить предательство, они убьют его без зазрения совести - на этот раз Огнезар не пойдет искать виновников, он попросту не узнает о том, где и кем был убит Избор. Да и захочет ли мстить, если узнает?
Как ни расспрашивал его верховод, как ни пытался узнать, чего хотел Избор, когда воровал медальон у Градислава, добиться он ничего не смог: Избор оставался осторожным и думал над каждым словом, которое говорил вслух. Да не только над каждым словом: за каждой улыбкой, за каждым движением глаз приходилось следить. Чтобы не поняли, не догадались…
Но, видно, что-то разбойники все же почувствовали, потому что как только до них дошла весть о Жмуренке, в лагере Избора задерживать никто не стал. Нет, они не гнали его, но разочарование их было велико, и, скрывая его за уважением и благодарностью, Избора все же расспросили, куда он думает двигаться дальше, ведь лес - не самое подходящее место для благородного господина. Избор, которого тяготило в лагере все, от провонявшей дымом еды и жесткого ложа до постоянного напряжения и невозможности побыть одному, с радостью рассказал, что собирался перебраться в Кобруч, к своей сестре, где его не достанет стража и где он будет жить в достатке среди близких ему людей.
Наверное, это на самом деле было самым лучшим. Во всяком случае, ни отыскать мальчишку в лесу, ни добиться от него выдачи медальона Избор все равно бы не смог. Исправить то, что он натворил? Явиться к Огнезару с повинной? Нет. Какая разница, где ничего не предпринимать и ни во что не вмешиваться? Запертым в собственной гостиной или в неуютном Кобруче, свободным от замков и тюремщиков?
Его младшая сестра, Ладислава, вышла замуж за врача из Кобруча, чем повергла родителей, родственников и знакомых в неописуемый ужас. Впрочем, она всегда отличалась вольнодумством и сумасбродством. Нет, жених ее, несомненно, имел благородное происхождение, иначе бы этот брак просто не состоялся. Но благородным из Олехова само по себе слово «врач» внушало брезгливое отвращение: это урдийским мудрецам позволено ковыряться в человеческих экскрементах, заглядывать в рот и под мышки заразным больным. Но, наверное, и это простили бы жениху. Самое главное, что обеспеченную жизнь в замке, выезд в свет, богатство, успех, комфорт Ладислава поменяла на существование в жалких пяти комнатах доходного дома, в которых ютился ее жених. Всего богатства, что он имел, была лишь лошадь да библиотека. Да что говорить, юноша жил своим трудом, как большинство благородных Кобруча!
Девушки Кобруча с радостью выходили замуж за благородных из Олехова, но наоборот поступали лишь те, кто ну совсем ни на что рассчитывать не мог. Да и то, чаще они сидели в старых девах, лишь бы не уезжать в мрачный, непонятный Кобруч. Сестра же Избора, которой прочили в женихи сына Градислава, влюбилась в приезжего врача - тот очаровал ее пламенными речами и жертвенностью своего ремесла, - и сбежала с ним из дома. Родителям ничего не оставалось как дать согласие на брак - только чтобы спасти ее репутацию.
И родители, и Избор не сомневались, что пройдет совсем немного времени, и девочка раскается в скоропалительном браке, начнет тосковать по дому. Они бы приняли ее назад, несмотря ни на что. Но, к всеобщему удивлению, брак ее оказался на редкость счастливым, хоть и бездетным. Ладислава с мужем частенько приезжали в гости к Избору, но никогда не задерживались дольше недели: деверя ждала работа. И Избор бывал у них, хотя не очень любил такие поездки. Глядя на эту пару, любому становилось ясно: это супруги. Они понимали друг друга с полуслова и редко смотрели друг на друга, но в разговорах проявляли поразительное единодушие. И Избор не мог сказать точно, приняла ли Ладислава точку зрения мужа, или это он разделил ее убеждения.
Разбойники проводили Избора к реке, и первая же лодка причалила к берегу, стоило только поманить перевозчика блеском золотой монетки.
Глава VIII. Балуй. Почти булат и серебро
Медальон лежал на месте.
Есеня спрыгнул в снег, разглядывая его со всех сторон, но когда Полоз протянул руку, спрятал медальон за спину. Он боялся, что Полоз, после двухдневного перехода по лесу, раздумает брать его с собой в Урдию - найдет кого-нибудь половчей и постарше. Полоз был недоволен и всю дорогу ворчал. А Есеня умудрился провалиться в ручей, ночью заснул у костра, и тот погас, - они оба едва не замерзли; потом натер ногу, потому что поленился как следует намотать портянки; еще плохо завинтил крышку фляги, и вода пролилась Полозу в котомку; потом забыл огниво в снегу - в общем, Есеню было за что вздуть, и не раз. А до Урдии еще идти и идти!
- Не бойся, не отниму, - улыбнулся Полоз. - Дай взглянуть-то!
Есеня надел цепочку на шею и только тогда позволил Полозу взять медальон в руки.
- Надо же… Какой простой. Я его не таким себе представлял, - усмехнулся Полоз. - Я думал, он в алмазах, что-то вроде ордена… Подождешь меня здесь, я в город схожу, куплю еды на дорогу. Я быстро, пару часов.
Есеня вздохнул: вот так всегда! Кто-то будет рисковать, а он - сидеть в лесу, как дурак, и чего-то дожидаться.
- А можно, я с тобой? - на всякий случай спросил он.
- Нет. С ума сошел? Стража с ног сбилась, а ты сам к ним явишься, да еще и с медальоном на шее. И вообще, я же говорил: если что, ты бежишь бегом куда глаза глядят, а я тебя прикрываю, понятно? Ты быстро бегаешь, а я хорошо дерусь. Поэтому медальон будет у тебя. Понятно?
- Понятно, понятно…
- А ты что, домой хотел зайти?
И тут Есеня понял, что очень, очень хотел зайти домой! На минутку, только попрощаться. Он ведь так и не попрощался с ними - ни с матерью, ни с батей… Как сбежал тогда через окно, так больше никого, кроме Цветы, и не видел. А дома сейчас тепло, печка топится. Мамка щи, наверное, варит. Девчонки у окошка сидят, вышивают. Батька в кузне молотком стучит - как он теперь, без Есени? Может, взял помощника? Он давно грозился, потому как молотобоец из Есени был, прямо скажем, никакой - за четверть часа выдыхался, махая кувалдой. Эх, хоть бы одну ночь дома переночевать! Глаза защипало, и Есеня мотнул головой.
