- Я постараюсь узнать, как там твои, - Полоз похлопал его по плечу. - Не кисни.
- Да я и не кисну, - проворчал Есеня, отворачиваясь, чтоб Полоз не заметил слез на его глазах. Он спрятал медальон на груди, под рубахой, и огляделся в поисках поваленного дерева или пня, на который можно присесть. За два часа тут и замерзнуть можно!
Полоз вернулся, когда Есеня от холода начал скакать вприпрыжку, вытаптывая вокруг дуба аккуратную круглую площадку. Снег скрипел и уминался плохо.
- Тебя от самых ворот слышно, - Полоз вышел из-за деревьев бесшумно и неожиданно. И как у него это получалось? - Топаешь, как лось.
- Ну что? - спросил Есеня.
- Все в порядке. Молочка хочешь? Было теплое, когда покупал.
- Хочу! - расплылся Есеня в улыбке: он не пил молока с тех пор, как ушел из города.
- Я знаю, ты любишь, - Полоз достал из котомки флягу, закутанную в одеяло.
- С чего это ты взял?
- Да ты когда болел, много чего про себя рассказывал. И молочка просил все время. Гожа так плакала даже, а Хлыст в деревню собирался, за молоком для тебя.
- Чё, правда, что ли? - Есеня открутил крышку и присосался к фляге: молоко осталось теплым.
- Мы его отговорили. Мало того, что рискованно, так ведь прокиснет, пока до лагеря донесешь. Много не пей, живот заболит.
- Чего это? Никогда не болел, а тут заболит? - Есеня чуть не захлебнулся, закашлялся и облился молоком - оно потекло по подбородку, намочив намотанный на шею платок.
- Эх ты, телок… Смотри, я предупредил. Твоих Жмур отправил в деревню, к родителям Жидяты. Так что за них не беспокойся, никто их не найдет в случае чего. Жидята тебе привет передавал, и батьке твоему я от тебя поклон велел передать.
- Поклон… - Есеня хохотнул. - Не многовато ли?
- В самый раз. Не слышу я что-то уважения к родителю в твоих словах.
- А за что его уважать-то?
- За то, что тебя, змееныша, на свет родил и кормил столько лет, - Полоз скривился: он всегда кривился, когда речь заходила о Жмуре.
- Ну и что? Подумаешь - родил! Не он меня родил, а мамка. А он только по затылку бил, да чуть что за вожжи хватался.
- Был бы ты моим сыном, я б не вожжами - я б тебя, непутевого, кнутом драл, и каждый день.
- За что это?
- А для ума. Портянки до сих пор наматывать не научился, вещи теряешь, под ноги не смотришь. Молоком вот облился и не утерся, теперь мерзнуть будешь. Пошли! Телок…
Есеня обиженно засопел. Подумаешь - портянки. Ну да, теперь, конечно, приходится хромать, но ведь ему самому, не Полозу же! Он пошел вслед за верховодом, изредка икая - не стоило пить молоко так быстро - и намереваясь молчать всю дорогу, пока тот сам не захочет заговорить. Но Полоз тоже молчал и нисколько не скучал без разговоров.
- Слушай, а почему мы идем на юго-запад? - не выдержал Есеня примерно через четверть часа. - Урдия же на юго-востоке.
- А ты откуда знаешь, где запад, а где восток?
- Знаю, - фыркнул Есеня: чего проще по Солнцу определить?
- Мы пойдем через Кобруч. А там по реке, на санях, а потом - на лодке. В Урдии теплое море, и река не промерзает.
- Там что, всегда лето?
- Нет. Придешь - посмотришь, - Полоз на ходу обычно говорил коротко. - Хуже ничего не видел, чем зима в Урдии.
- А ты там долго жил?
- Долго.
- А сколько?
- Восемь лет.
Есеня присвистнул - ничего себе! Восемь лет - это же полжизни!
- А в Кобруче ты был? - спросил он и икнул.
- Конечно.
- Ну и как там?
- По-разному. Закрой рот. На морозе говорить вредно, охрипнешь. И не слышу я почти ничего.
И так третий день подряд! Полоз шел впереди, не оглядываясь, в шапке, натянутой на уши - конечно, он ничего не слышал. А Есене осточертел зимний лес - ничего интересного по пути не попадалось, лишь бесконечные деревья, кусты и канавы. Хорошо хоть снега было немного. От нечего делать Есеня вытащил из-под фуфайки медальон и принялся разглядывать его со всех сторон: не может быть, чтоб он не открывался! Надо только поискать секрет. Может, сковырнуть камушки? Или надавить на них сильней? Или сунуть лезвие между двух створок и попробовать сломать?
Есеня достал нож, который висел на поясе, под фуфайкой, - это, конечно, был уже не булат, но лезвие все равно оставалось очень острым, острей бритвы. Он поставил нож на еле заметную, с волос толщиной, щель между двух створок медальона и увидел, что режущая кромка ножа туда входит!
- Под ноги смотри, - велел Полоз, не оглядываясь.
- Ага, - машинально ответил Есеня, тут же споткнулся о толстый сук, лежавший посреди тропинки, и, падая, врезался лбом Полозу в поясницу.
- Жмуренок… - Полоз обернулся и подхватил его за плечи. - Я же сказал - смотри под ноги! Сейчас бы на нож напоролся! Зачем тебе нож? Чем ты вообще занимаешься?
- Проверить хотел одну мысль, - Есеня пожал плечами.
- Нашел время! Ты что, медальон ножом ковырял?
- Ну да. Смотри!
- Слушай… - Полоз шумно вдохнул. - Ты думаешь, когда что-то делаешь?
- Иногда, - набычился Есеня.
- Ты на секунду представь, что бы произошло, если бы он открылся.
- И что бы произошло?
- Через эту вещицу проходили такие силы, которые ты даже не можешь себе представить! Никто не знает, что произойдет, что из нее вырвется, когда она откроется. Да тебя, и меня заодно, может порвать на куски!
- Да ну, ерунда. Ну, раскрутится пружинка, ну, по пальцам стукнет… - Есеня пожал плечами: не видел он ничего страшного в медальоне, как ни старался представить себе его силу.
- Жмуренок, щас я тебе по пальцам стукну.
- Ну посмотри! Вот! Ведь пролезает лезвие! - Есеня снова вставил режущую кромку в еле заметную щелку в медальоне. А для закрепления успеха попробовал слегка повернуть нож, чтобы эту щелку расширить.
Раздался оглушительный щелчок, нож надломился, и острый кусок металла стрельнул вверх, царапнув Есене лоб.
- Ничего себе, - Есеня попятился и от испуга чуть не выронил нож.
Лицо Полоза вмиг побелело, глаза расширились, но через секунду он пришел в себя и с размаху саданул Есене по уху, так что шапка слетела в снег.
- Я на месте твоего батьки тебя бы давно убил, честное слово.
- Чего… - Есеня потер ухо, в котором что-то оглушительно звенело. Из царапины на лбу кровь побежала в угол глаза, и глаз тоже пришлось протереть.
- Почему ты никогда не слушаешь, что тебе говорят? Подними шапку!
