Он просто валялся на кровати, и все, что произошло с ним за последнюю неделю, казалось ему ненастоящим, словно кошмарный сон, а от счастья замирало сердце. Полоз вернулся через полчаса, Есеня успел снова задремать, но тут же раскрыл глаза, услышав хлопок двери.
- Выспался? - спросил Полоз и высыпал на стол горстку медяков. - Это твои.
- Чего?
- То, что ты в мастерских заработал. Не вовремя, конечно, но все же.
- Ты что, туда ходил? - Есеня привстал.
- Ходил. Велел рассчитать все до медяка и мастеру твоему лицо начистил.
- Да зачем… Все же по-честному было, не доработал ведь до конца недели.
- Дурак ты, Жмуренок, - Полоз присел к нему на кровать. - Они нарочно таких, как ты, облапошивают. Сначала работать заставляют, а как приходит время рассчитываться, так цепляются и выгоняют. Ничего, мастеру наука будет: на всякую силу найдется сила посильней. И потом, никто вольных людей обманывать не смеет - себе дороже выйдет. Нас поэтому тут и уважают.
Есеня вспомнил, как расшаркивался перед Полозом лихач в трех шубах, и неожиданно подумал, что так и не спросил: что же случилось после того, как он убежал?
- Полоз, а ты где был?
- Я? В тюрьме.
- Серьезно? - Есеня вдруг подумал, что в тюрьме, наверное, гораздо хуже, чем на воле.
- Меня кормили три раза в день - правда, редкой дрянью… А еще там было тепло. Так что можешь за меня не переживать.
- А почему тебя отпустили?
- Ну, я убедил их, что меня надо отпустить, и они поверили, - Полоз усмехнулся. - Выхожу я на площадь, вдыхаю вольный воздух и думаю: «Где бы мне теперь найти Жмуренка?» И тут слышу - орет благим матом, со своим олеховским говором, и на всю площадь! И что орет? А я только что доказывал, что я - урдийский врач по имени Горкун.
За ужином они опять пили горячее вино, от которого кружилась голова, потом мылись в огромной бочке, и Есеню снова быстро потянуло в сон. Кашель не давал ему спать всю ночь, и наутро Полоз, присев к нему на кровать, прикладывал ухо к его груди и прислушивался.
- Ничего в этом не понимаю, - наконец сказал он. - Без Ворошилы никудышный я лекарь. Кто тебя, болезного, знает, только выйдем из города, как ты опять в горячке свалишься.
- Полоз, да я же здоровый, что я, не знаю, что ли? - возмутился Есеня.
- В прошлый раз ты, пока носом в болото не уткнулся, тоже считал себя здоровым. Нет уж. Пойдем к лекарю. Пусть он послушает, что там у тебя внутри сипит, и скажет - можно тебе в Урдию ехать или нельзя.
- Полоз! - Есеня чуть не разревелся от обиды. - Ну ты что?
- Ты чего испугался-то? - Полоз рассмеялся. - Ну, поживем тут с недельку. Подумаешь!
- А ты без меня не уйдешь?
- Да нет, конечно! Одевайся, я пойду у хозяина узнаю, где хорошего лекаря найти.
Есеня наматывал чистые портянки, когда Полоз вернулся.
- Вот что. Пойдем мы к лекарю Добронраву - между прочим, он благородный господин. Посмотришь, как в Кобруче живут благородные господа.
- Лекарь? Благородный господин? Да ты смеешься! - Есеня не поверил: ну до чего же странный этот город Кобруч, все-то в нем вывернуто наизнанку. - Да он, наверное, простолюдинов и не принимает!
- Принимает. И потом, тут нет простолюдинов. Тут все «вольные люди».
- Ага, видал я этих «вольных людей»! - проворчал Есеня. - Ущербные они тут все.
Они спустились к завтраку, и Есеня привычно уселся в угол, спиной к теплой стенке очага. Хозяин принес толстый омлет с копченой грудинкой и бутыль с молоком.
- Это ты верно заметил, - ответил ему Полоз, - ущербные. Не такие, как у нас, но тоже ущербные.
- Но почему, Полоз? У них тоже есть медальон?
- Нет, медальона у них нет. Как бы тебе это объяснить… Нашим ущербным часть души… отрубают, что ли? Как руку или ногу. А у здешних эта часть души с годами истирается, как мостовая, которую ногами топчут, понимаешь?
Есеня кивнул.
- И дело не в бедности вовсе, наши крестьяне тоже небогатые, а человеку на улице замерзнуть не дадут и последним куском поделятся. Я это по себе знаю. Тут дело в другом. Люди видят, что хорошо живут только те, кто отбирает, кто жалости не ведает. И все они стремятся стать такими, как будто это залог богатства. И другого счастья, кроме богатства, они не знают. Ведь тот кузнец, у которого ты ночевал, - он бы не стал беднее, если бы тебя накормил. Фунт хлеба медяк стоит, ты ж не вина с мясом хотел, а хлеба, правильно? А они как рассуждают: всех не пережалеешь. Да, всех, конечно, пережалеть нельзя. И я не могу накормить весь город, даже если захочу. Но они же никого не жалеют, понимаешь? Раз всех нельзя, значит, и никого жалеть не нужно! Вот что страшно здесь!
Благородный лекарь жил на той самой улице с домами сплошной стеной, где Есене так нравилось рассматривать «кабак для богатых». Полоз внимательно читал латунные вывески над каждой дверью и наконец определил:
- Сюда. Наверх.
Они поднялись по красивой мраморной лестнице с витражными окнами - по такой лестнице Есеня ходил только в саду у Избора. Резные двери вели в разные стороны, но Полоз выбрал правую и дернул за шнурок, свисавший из круглого отверстия. Раздался мелодичный звон, и вскоре за дверью послышались шаркающие шаги.
Им открыла пожилая женщина с добрым лицом, опрятная и накрахмаленная.
- Вы к доктору Добронраву? Подождите, пожалуйста, здесь, у него сейчас пациент.
Женщина предложила им раздеться и снять сапоги, а потом проводила в комнату с большим окном и двумя дверьми, по трем сторонам которой стояли мягкие диваны. Полоз безо всякого стеснения уселся на блестящую обивку, и Есеня, как ему ни казалось это диковатым, последовал его примеру. Ничего себе! Это же, наверное, парча! Он потрогал диван пальцами.
- Полоз, а это парча?
- Нет. Вышито шелковыми нитками, потому и блестит. Сядь нормально, мы же вольные люди, а не ущербные.
- Да просто как-то жалко… Задницей на такую красоту садиться…
Полоз рассмеялся и нагнулся к Есене:
- Я чуть не забыл, сними медальон, чтобы лекарь его не увидел.
Есеня кивнул и быстро снял цепочку с шеи. В это время дверь распахнулась, и из нее вышла старушка, которую под руку поддерживал юноша, одетый немногим лучше Есени. Доктор - высокий и очень красивый мужчина лет сорока - попрощался с этой парой и посмотрел на Полоза.
- Здравствуйте. Вы ко мне?
- Да.
- Видите ли, сегодня вторник, а бесплатных пациентов я принимаю в понедельник, среду и пятницу… - извиняясь, пробормотал доктор, опустив голову.
- Я заплачу, - кивнул Полоз.
- Я нисколько не хотел вас обидеть, но вы нездешние, и я должен был предупредить…
