- Они же мокрые, - удивился Есеня.
- А ты ищи сухие, понял?
Есеня кивнул. И действительно, очень быстро он нашел много достаточно сухих дров, хотя начинало темнеть.
- Еще, - коротко велел старик, когда Есеня вывалил перед печной дверцей целую охапку. - Еще два раза по столько же.
Есеня снова кивнул. На третий раз он едва не заблудился в темноте и отыскал лачугу только по тусклому свету, пробивавшемуся из ее окна. Пока он собирал дрова, старик растопил печь. Что он делал с Полозом, Есеня так и не понял: Улич водил руками у него над макушкой, шептал непонятные слова, нагнувшись губами к ране, дышал на нее, сжимал голову Полоза руками - и снова что-то шептал. Есеня стоял у двери и боялся подойти: ему казалось, что он помешает старику. А тот неожиданно начал сминать голову Полоза, словно та была сделана из мягкой глины. На соломенную подушку полилась кровь с жирными разводами, старик уже не шептал, а выкрикивал странные слова, и по лбу его катился пот. Есеня испугался: а вдруг он злой колдун и хочет убить Полоза? Но старик, тяжело дыша, опустил руки, посидел молча с минуту, а потом оглянулся на Есеню.
- Иди к морю, постирай штаны и фуфайку. Ты же невозможно воняешь тухлой рыбой!
Есеня давно перестал чувствовать мерзкий запах и только теперь о нем вспомнил. Ему стало стыдно, он выбежал из лачуги и лишь потом подумал: как же он будет стирать одежду на таком холоде, да еще и в море, которое вовсе не стоит на месте, как пруд, а ползает туда-сюда и грозит сшибить с ног?
Сапоги он оставил на берегу, встав босиком на мокрый песок, от прикосновения которого едва не свело ступни. Но неожиданно вода оказалась теплее воздуха, и сначала Есеня чувствовал обжигающий холод, лишь когда волна отступала. Ледяной ветер теребил рубашку, и большая волна намочила ее до пояса, хотя все предыдущие поднимались чуть выше колена. Он почувствовал ее силу, когда она потянула его за собой в море, - Есеня еле устоял на ногах и поспешил отойти. Но там никакой стирки не получилось: он только возил тяжелую фуфайку по песку. Он снова шагнул вперед, и через минуту ногу скрутило судорогой. Первая же волна опрокинула его на песок, а следующая накрыла с головой и поволокла в море. Есеня взвыл, сжимая зубы. Нет, это было слишком! Он едва не выпустил из рук фуфайку, извозил ее в песке, как вдруг почувствовал, что вода, попавшая в рот, - соленая! Это так его удивило, что он на секунду забыл и о сведенной ноге, и о том, что промок с ног до головы. Впрочем, отпустило ногу быстро, зато от соленой воды зажгло глубокий порез под подбородком. Есеня макнул фуфайку в воду, смывая с нее песок, и решил поскорей выбираться. На стирку штанов ему едва хватило стойкости, но выбора не было - или ходить без штанов, или вонять тухлой рыбой.
Он вернулся в лачугу посиневшим и дрожащим от холода. С рубахи и платка текла вода и капала на пол.
- Ты что, купался? - невозмутимо спросил старик.
- Я… я упал… - ответил Есеня, стуча зубами.
- Сними рубаху и отожми. Только не здесь, снаружи.
- Ага, - Есеню передернуло: в лачуге стало гораздо теплей, в котелке кипела вода, а на берегу свистел ледяной ветер. Но почему-то возразить старику он не посмел.
- Сядь к печке, - велел старик, когда Есеня вернулся. Есеня кивнул: он бы с удовольствием сел и на печку, так ему было холодно. Старик оставил Полоза, нагнулся под лавку и вытащил оттуда толстую и облезлую волчью шубу:
- Накройся.
Пока Есеня «купался», старик перевязал голову Полоза льняными бинтами и теперь склонялся над его лицом, приподнимал ему веки и прижимался ухом к его груди.
- Все хорошо, - наконец сказал Улич и поднялся, - теперь он просто спит. Ну что, любитель ночных купаний в бурном море? Теперь твоя очередь. Я смотрю, тебе хотели перерезать горло?
- Это саблей! - гордо ответил Есеня. - Эту саблю мой батька ковал!
Старик присел рядом с Есеней на корточки, взял его за подбородок и приподнял его вверх - Есеня почувствовал, как из раны побежала кровь, стоило приоткрыть ее края. Он поморщился и закусил губу.
- Глубоко… - покачал головой Улич. - Долго будет заживать. Шрам останется. Давай-ка я зашью, чтобы не так болело.
- Да зачем? - Есеня отодвинулся: он отлично помнил, как Полоз наложил ему один-единственный шов на щеку. - И так пройдет.
- Может и пройдет. Но я все равно зашью. И бинтов больше нет, последнюю простыню на них изорвал. Кипяточку выпей, погрейся, а я пока иголку найду, - старик сунул ему в руки кружку, которую снял с полки над лавкой.
Кипятку Есеня выпил с удовольствием, зачерпнув его кружкой из котелка, но зубы от этого стучать не перестали. Он подсел к печке так близко, что едва не подпалил и без того ободранную шубу, когда старик поманил его пальцем:
- Иди сюда. Ляг.
Есеня вздохнул: вдруг старик увидит, что он боится? И почему игла, прошивающая кожу, так его пугает? Ничего же страшного нет. Подумаешь! Он вспомнил, как трое разбойников держали Брагу, когда Ворошила зашивал ему рану на груди…
- Да не бойся, - улыбнулся старик, - чего трясешься-то?
- Холодно, - Есеня презрительно фыркнул и сел на лавку, а потом вытянулся на ней, задрав подбородок вверх. Пусть не думает, что он испугался.
- Ого! - воскликнул старик и пригнулся ниже.
- Чего? - не понял Есеня.
- Где ты взял эту вещь, мальчик?
Есеня сел и зажал медальон в кулаке - он совсем забыл про него, иначе спрятал бы заранее.
- Нигде, - буркнул Есеня.
- Ты знаешь, что это такое?
- Знаю. Но не скажу.
- Не бойся, я не стану его отбирать, - старик улыбнулся, - мне он без надобности. Я всего лишь полюбопытствовал. В этой вещи скрыта огромная сила, для меня она светится красно-коричневым цветом, а этот цвет означает близкую смерть или страдание. Цвет запекшейся крови. Я ведь сначала подумал, что смерть грозит тебе, пока не увидел эту вещь. Очень ярко светится.
- А что это значит? Значит, медальону грозит смерть? - Есеня решил, что это добрый знак, и безоговорочно поверил в то, что медальон светится каким-то там цветом.
- Необязательно. Это же вещь, а не живой организм. Возможно, в ней накоплены страдания людей. Или она забирает чужие жизни. Я поэтому и спросил, знаешь ли ты, что это такое. Значит, тот благородный господин, который дрался с тобой, хотел отнять ее у тебя?
- Ну да. А вы что, его видели?
- Видел. Ложись, у тебя течет кровь. Я дернул тебе подбородок несколько неосторожно. А все потому, что в свечении этой вещи меркнет все остальное.
Старик положил подушку Есене под спину, так что голова оказалась запрокинутой назад.
- Я не сделаю тебе больно, не бойся, - старик нагнулся губами к ране и прошептал что-то, как только что шептал над головой Полоза.
