- Попробуй решить это, - шепнул он и вернулся на место.
Есеня посмотрел и понял, что он не может прочитать, что написал ему учитель. Он умел читать только большие печатные буквы, а тут доска была исписана мелкими ниточками строк. Есеня почесал в затылке, долго колебался, но в конце концов осмелился и спросил парня, сидевшего рядом:
- Слушай, ты не можешь мне сказать, что тут написано?
Парень посмотрел на Есеню, как на ненормального, но потом словно догадался о чем-то и с участием спросил:
- Ты что, плохо видишь?
- Ага! - обрадованно ответил Есеня.
Его сосед прочитал ему запутанную задачу про лжецов и правдолюбов, и Есеня постарался запомнить ее с первого раза. Впрочем, думал он над ней недолго: вариантов было побольше, но они с легкостью умещались в голове.
Вскоре Остроум объявил перерыв на четверть часа, ученики, отложив доски, быстро двинулись к выходу, а учитель поманил Есеню пальцем.
- Ну что? Решил?
Есеня пожал плечами:
- А чего тут решать-то? Правильный случай - третий.
- Можно я дам тебе еще одну? Я хочу посмотреть, как ты будешь ее решать.
Есеня снова пожал плечами. Но учитель, вместо того чтобы просто объяснить, снова начал быстро-быстро писать на доске условие.
- Вот.
Есеня сжал губы и посмотрел в потолок.
- Что? Эту тебе не решить? - искренне огорчился Остроум. - Она ведь не сложней предыдущей!
- А вы не можете мне ее на словах сказать? - Есеня вздохнул.
- Ты не умеешь читать? - удивился учитель.
- Умею. Я просто не люблю. И не такие буквы, а когда они отдельно написаны.
- Откуда ты такой взялся? - рассмеялся Остроум.
Наконец-то! Есеня вмиг вспомнил, зачем он сюда явился. Ведь не решать же эти простенькие задачи!
- Меня прислал Полоз… - начал он.
- Полоз? Юноша из Олехова, правильно? - перебил его Остроум. - Я слышал, он стал атаманом разбойников.
Есеня не понял, говорит учитель с осуждением или с гордостью, и поспешил сказать:
- Полоз всегда был вольным человеком - и до того, как поехал учиться.
- И где он сейчас? Как он живет?
- Он здесь, в Урде. Только он не может сам прийти, он ранен и пока не встает. А я не на занятия пришел, мне надо у вас спросить кое-что.
- Напрасно. Мне показалось, что ты очень способный ученик. Ты изучал математику?
- Ничего я не изучал. Мне надо спросить только…
- Ну, спроси.
- Нет, это долго. Я так просто не могу. Я должен спросить вот про эту вещь, - Есеня оглянулся на дверь и посмотрел по сторонам: ученики бегали по саду, как малые дети, и кидались снежками, их было видно в окно. Он вытащил медальон из-под рубахи и показал его Остроуму.
Лицо Остроума изменилось: сразу стало серьезным, удивленным, может быть - испуганным.
- Я знаю, что это за вещь… - тихо сказал он. - Спрячь. Ты можешь подождать до конца занятий? Полтора часа примерно.
- Конечно.
- Послушаешь - может быть, тебе понравится. Арифметика - это как раз для тебя.
Ничего интересного в арифметике Есеня не видел. После того, как Улич показал ему счет в столбик, арифметика представлялась ему законченной наукой. Но выяснилось, что и там есть где развернуться: на занятии изучали дроби. Сначала Есеня ничего не понимал, но быстро сообразил, о чем речь, и очень удивился, узнав, как легко можно обращаться с дробями.
После занятий ученики быстро разбежались, а Есеня долго смотрел на доску и шевелил губами - решал в уме задачу, которую учитель задал им на вечер.
- Сто тридцать четыре получится, - наконец сказал он, и Остроум удовлетворенно покачал головой:
- Здорово. Держать в голове столько цифр!
- А я не держу их в голове. Я считаю по очереди, и тогда надо помнить только одно число.
- Если бы ты учился, из тебя вышел бы редкий ученый.
Довольный Есеня хмыкнул и проворчал:
- Была нужда…
На самом деле, он уже понял, что учебу представлял себе неправильно. И если бы не медальон и не желание вернуться домой, он бы подумал о том, чтобы здесь остаться. Ненадолго. Просто попробовать.
- Пойдем, - кивнул ему Остроум, - поговорим не здесь.
Учитель привел Есеню в жилую часть дома, которая, в общем-то, оказалась совсем обычной. Кухня, где у печки возилась худая высокая женщина в смешном чепце, и три комнаты, в одной из которых Остроум и усадил Есеню за стол. Нормальная комната, побогаче, чем у них дома, но с гостиной доктора Добронрава сравнить нельзя. Пол дощатый, стены беленые, разве что вместо лавок - стулья, и скатерть на столе не льняная, а гладкая и тонкая, вроде шелка. А еще на одной из стен снизу доверху прибиты полки, на которых стоят книги. У отца тоже было две книги: азбука, по которой он учил детей читать, и толстый лечебник, который Есене пришлось прочесть от корки до корки, - он не запомнил оттуда ни слова. Книги с тех пор вызывали у него стойкое отвращение.
Есеня вспомнил, какая тоска охватывала его, когда отец доставал книги из сундука, чтобы усадить его за урок. Занимались они на кухне, за обеденным столом, обычно часа два подряд, и ничего длиннее и скучнее этих часов в жизни у Есени не было. Иногда он нарочно старался довести отца, чтобы тот рассвирепел и ушел из кухни, хлопнув дверью, а иногда, особенно под конец второго часа, на самом деле не мог сообразить, что от него требуется, и, получая по затылку, чувствовал себя несправедливо обиженным и несчастным.
Неожиданно это воспоминание больно его кольнуло - какой он был дурак! Звягу и Сухана родители грамоте не обучали вообще, а отец хотел, чтобы все его дети умели читать. Он… может, он и был ущербным, но он хотел им только добра. Он просто не умел, не чувствовал. Как Полоз сказал? Обрубок души? Есене вдруг стало жалко отца до слез, и собственные выходки показались ему злобными и жестокими. Отец ведь их любил: и Есеню, и девчонок. Как умел, но любил.
- Выпьешь чаю с сушками? - спросил Остроум.
Есеня пожал плечами. Наверное, стоило отказаться, но он не устоял: от каши с постным маслом и мучной болтушки его давно воротило с души. Пил он в доме Улича только воду или кипяток.
- Рассказывай, - Остроум сел за стол напротив, на секунду заглянув на кухню, чтобы попросить принести чай. Женщину в чепце звали странно: Юлдус. Есене это имя показалось какой-то обидной кличкой, но в чем его смысл, он не разобрался.
Есеня начал честно рассказывать, как к нему попал медальон, но когда женщина вошла в комнату, замолчал и уставился на нее, открыв рот. И дело не в том, что лицо ее было слишком смуглым, и не в черных, словно вороново крыло, бровях и ресницах, и не в глубоких карих глазах, - на лбу женщины красовалось клеймо в форме положенной набок петельки, похожее на рыбку с тупым носом и хвостом.
