Женщина молча поставила на стол поднос с двумя большими чашками, с сахаром в маленькой аккуратной мисочке и целой связкой блестящих сушек, посыпанных маком, и так же молча вышла, прикрыв за собой дверь.
- Что тебя так удивило? - Остроум подвинул к нему чашку. - Ты никогда не видел женщин с востока?
- Она… - прошептал Есеня, - она невольница?
- Тебе это кажется неправильным?
- Не знаю… - Есене не хотелось говорить Остроуму, что он на самом деле об этом думает.
- Не бойся, она довольна своей судьбой. Она ни в чем не знает нужды.
- И… и вы можете ей приказать сделать что угодно? Наказать? Продать?
- Тебе кажется, что раб - это нечто вроде домашнего животного? Это не так. Я привязан к Юлдус, она - близкий мне человек, мы часто беседуем по вечерам, и уж конечно я никогда не наказываю ее.
- Я тоже люблю Серка… - пробормотал Есеня.
- Серка?
- Серко, наш конь. И я тоже с ним иногда разговариваю.
- Это немного не то. Ведь она человек. И живется ей намного лучше, чем некоторым женам при сварливых мужьях.
- Тогда почему вы ее не отпустите? Может, она бы хотела быть свободной?
- Если бы я отпустил ее на свободу, она бы умерла от голода и холода. Я думаю, она бы не ушла.
- Да, Серко тоже на свободе умер бы от голода и холода, - проворчал Есеня, - поэтому он, если потеряется, всегда возвращается домой…
- Тебе трудно это понять, эти люди устроены не так, как мы! А тем более - женщины.
- Как мы? Я думаю, все люди устроены одинаково. Просто… одни ущербные, а другие - нет. И Полоз говорит, что они ущербные не от рождения, их такими делают нарочно! Чтобы ими можно было управлять.
- И поэтому ты хочешь открыть медальон? - улыбнулся Остроум.
- И поэтому тоже!
Когда Есеня рассказал наконец, как был ранен Полоз, Остроум привстал и начал говорить о том, что найдет врача, лучшего в Урде, и если у них срезали кошелек и теперь нет денег, он готов за это заплатить. Но, едва услышав, что они живут у Улича, сразу успокоился и сказал, что лучшего врача в Урде не найти ни за какие деньги. Но все равно полез за кошельком и начал совать Есене целую горсть серебреников.
Есеня, по одной таская сушку за сушкой, ответил, что никаких денег им не надо, они как-нибудь выкрутятся сами.
- Да где же вы найдете денег? После такого ранения надо хорошо питаться, нужны фрукты, творог, сыр.
- Да ладно, пойду в порт и заработаю… - пожал плечами Есеня. - Что я, маленький, что ли?
Он давно подумывал об этом. Да и Улича объедать было нехорошо.
- Ты ведь ищешь мудреца, наделенного силой, которая может заставить медальон светиться? И ты думаешь, он согласится делать это бесплатно?
Тут Есеня растерялся.
- Но… Полоз говорил, что знания и мудрость… их нельзя продавать за деньги…
- Знание и мудрость - нельзя. Но на что бы жили мудрецы, если бы и сила их ничего не стоила?
- А… сколько это примерно может стоить?
- Не знаю. Не очень дорого. Один-два золотых.
Есеня прикусил губу. Столько ему в порту, наверное, не заплатят…
- Я что-нибудь придумаю, - сказал он. - Знать бы только, где его искать, такого мудреца…
- Я сейчас напишу тебе имена тех, кто, с моей точки зрения, может это сделать. И каждый из них, если ты спросишь, посоветует тебе кого-нибудь еще. Это непростая задача, и такие способности - редкий дар. Я, например, точно не смогу этого сделать. Да и силы у меня - кот наплакал. А еще… не показывай эту штуку никому. Мудрецы тоже люди, и люди разные. За нее обещана большая награда, и… обладать ею захотели бы многие. Не за деньги: эта вещь дает власть. Будь осторожней. Делай вид, что у тебя ее пока нет: вольные люди Оболешья много лет расспрашивают мудрецов о медальоне, никто не удивится новым вопросам.
Глава V. Балуй. Красный луч
Через неделю от четырех серебреников ничего не осталось: Полоз начал поправляться, и Улич каждый день посылал Есеню в город за продуктами. Кроме базара, Есеня заглядывал и к Остроуму, который радовался его появлению на занятиях. Но арифметикой и логикой занимались не каждый день, были ученики и постарше - изучали астрономию. Есеня, как бы хорошо ни знал звезды, почти ничего не понимал и вечерами просил Улича объяснить ему, о чем шла речь.
Есеня разыскал четырех мудрецов из тех девяти, что посоветовал ему Остроум, и только один из них сказал, что мог бы взяться за дело, хотя считает его опасным. И просил он за это всего пять золотых, не больше и не меньше. Есеня ответил, что подумает, и сильно расстроился.
В порт его привели ученики Остроума - старшие и более искушенные в поисках работы ребята. И если бы не они, никто бы Есеню работать не взял: слишком мал. Хотя сам он считал себя вполне взрослым и сильным, на фоне здоровых двадцатилетних парней с крепкими мускулами он пока выглядел цыпленком.
Больше всего рабочих рук требовалось на перегрузке товаров в лодки перевозчиков. Еще бы! Платили за это мало, а работа была тяжелой, зато и навыков никаких не требовала.
- А мешок в три пуда ты поднимешь? - скептически осматривая Есеню, спросил хозяин лодок, который сам заправлял перегрузкой.
- Конечно! - не моргнув глазом ответил Есеня.
- А ну-ка попробуй! - хмыкнул тот и показал рукой на корабль, который разгружали в это время.
Ничего трудного в этом Есеня не заметил: каждому грузчику - а их было пятеро - на плечи кидали мешок, и грузчик нес его к лодкам, стоявшим в устье реки, метрах в пятидесяти от причала. Грузили сахар, что само по себе Есене понравилось. Столько сахара он не видел никогда в жизни!
Есеня не зря был у отца молотобойцем - трехпудовый мешок он донес до лодки запросто и даже не качался при этом. Хозяин согласился взять его на испытательный срок и платить двадцать медяков в день. Ну, а если Есеня сможет работать наравне со всеми, то и получать будет тридцать, как все.
Во всяком случае, здесь платили в два раза больше, чем в мастерских, и работать надо было всего шесть часов, начиная с полудня. Есеня быстро прикинул, что утром может ходить по городу и говорить с мудрецами, а вечером - слушать Улича. Упускать такой случай он не собирался, поэтому старался изо всех сил.
После первых двух часов работы руки тряслись, а ноги подгибались. Если бы не перерывы, Есеня не смог бы дотянуть до конца дня. Ребята, которые привели его сюда, пытались как-то ему помочь, особенно когда начали грузить бочки с вином: все они были разными, и Есене на плечи клали те, что полегче.
До лачуги Улича он добрался еле-еле. Внутри все дрожало, как кисель, и спина ныла так, что невозможно было выпрямиться. Но двадцать медяков, звеневшие за пазухой, грели сердце: Есеня гордился собой. Почему-то, работая в мастерских, он не чувствовал никакой радости, а сейчас сознание того, что он взрослый и сможет прокормить Полоза, которому нужно хорошо питаться, придавало ему сил.
