Юлькина тревога не проходила, и она не понимала почему. Все было хорошо - солнечный день, рядом надежный, вооруженный человек. А до дома Егора рукой подать. Может быть, она так сильно испугалась, когда медведь ночью ходил вокруг их дома и стучал лапами в окна? И теперь всякое воспоминание о медведе вызывает у нее ужас?
- Ну что, боитесь медведя? - на этот раз ее спутник улыбнулся по-доброму и подмигнул ей.
- Если честно, очень боюсь. Моя мама чуть не впустила его в дом, когда он ночью… - она осеклась.
«Не открывайте! Это не человек!» - крикнул тогда Егор. И у Юльки подкосились ноги. Она шарахнулась в сторону от своего провожатого, но было поздно.
Над ней громадной бурой горой возвышался медведь. Она запрокинула голову, отшатнулась, подняла руку, пытаясь защититься, - и увидела его морду. Размером с телевизор. И громадные желтые клыки, с палец длиной. Медведь поднял лапы, нависая над ней, и заревел. Юлька еще секунду смотрела на него, разглядывая когти, а потом обмякла и упала в снег.
Берендея разбудил Михалыч.
- Это ты сожрал весь пирог с мясом? - спросил он, открыв двери и подпирая косяк.
- Там борщ в подполе стоит, - ответил Берендей и повернулся со спины на бок.
- Да твоему борщу уже вторая неделя, ты меня еще перед Новым годом на борщ звал.
- А чего ему сделается-то?
- Ты вставай давай. Докторша велела к двенадцати на перевязку тебя везти.
Берендей повернул голову и глянул на часы. Было без двадцати одиннадцать. Он хотел сладко потянуться, но правое плечо неожиданно отозвалось острой болью, и он вспомнил вчерашний день. Такой длинный вчерашний день.
Михалыч открыл подпол и загремел поварешкой. Берендей сжал в кулаке оберег, который вчера повесил себе на грудь, - кусок вязаного полотна в полиэтиленовом мешочке. Неужели это и вправду может сработать? Верилось в это с трудом, но надежда все-таки оставалась. Отец говорил, что когда-то все берендеи умели колдовать, но это было очень давно, книг в те времена не писали.
Он поднялся и потопал на улицу. Воды, конечно, он вчера не принес и уже собирался одеваться и идти к колодцу, как увидел на крыльце два полных ведра. Он подхватил одно из них и выскочил на снег.
- Куда! - крикнул Михалыч, выглянув из сеней.
- Чего? - не понял Берендей, уже поднявший ведро с водой.
- Повязку намочишь! Иди сюда, в полиэтилен ее заверну.
Пришлось вернуться в дом и только потом выйти снова. От этого, кстати, можно было и простыть. Одно дело - мгновенно облиться, другое - шастать по морозу туда-сюда. Впрочем, Берендей никогда еще не простужался.
Он вылил на себя ведро с ледяной водой и встряхнулся: дыхание перехватило, сердце стукнуло в голову, кожа мгновенно зарумянилась и сна как не бывало. Он взлетел на крыльцо и вбежал в кухню.
- Ну что, взбодрился? - спросил Михалыч, уплетая разогретый борщ.
Берендей сорвал полотенце с крючка у раковины и растерся, отчего и без того согретая кожа загорелась огнем.
- Ну, - ответил он Михалычу и пошел одеваться.
- И с мокрой головой без шапки поедешь, - недовольно крикнул Михалыч ему вслед.
- Михалыч, ты видел, чтобы я хоть раз простудился?
- Не, не видел, - согласился Михалыч, - но все до поры. Батька бы, небось, без шапки на мороз тебя не отпустил!
- А батьку моего ты в шапке когда-нибудь видел?
- Не видел. Но он был как дуб столетний! А ты еще пацан зеленый.
Берендей вышел в кухню и взял зубную щетку:
- Батька и был как дуб столетний, потому что с малолетства холода не берегся. И меня приучил.
Он сунул в рот щетку и отвернулся.
- Да ладно, не злись. Борща лучше поешь.
Берендей промычал в ответ:
- Угу.
- Остывает уже.
Они выехали в поселок без четверти двенадцать. Погода была отличная - не очень морозно, но солнечно. От этого и на душе посветлело: Берендей подумал, что после перевязки позвонит Юльке. Обязательно позвонит. А она наверняка сразу узнает о том, что он в поселке, если, конечно, посылала ему СМСки (а он надеялся, что посылала). Берендей нажал на газ, и Михалыч недовольно замахал руками из коляски.
Они проехали под гнутой березой и повернули на асфальт, а через двести метров мобильник за пазухой с левой стороны завибрировал. А потом еще и еще.
Берендей хотел доехать до больницы и только потом посмотреть, что она ему написала, но не удержался. Остановился и заглушил мотор.
- Что встал? - спросил Михалыч.
- Сейчас, подожди, - Берендей вытащил из-за пазухи мобильник и начал вспоминать, что надо сделать. На экране светилось: «Четыре непрочитанных сообщения».
- У… - протянул Михалыч. - Точно девчонку завел.
Берендей промолчал и прочитал первое сообщение. «Я приеду 7. С е д ь м о г о». Он нахмурился.
- Михалыч, седьмое сегодня?
- Да, сегодня.
- Хорошо, что не вчера.
Он открыл следующее. «Выехала на 9-15». В девять пятнадцать! Это она уже должна была дойти до него. Если, конечно, не останавливалась по дороге. «Я приехала. Иду к тебе» - прочитал он дальше. И заметил, что внизу указано время отправки: 10-55.
- Она уже должна быть здесь! - не удержался и крикнул он.
Берендей прочитал последнее сообщение. «Я у гнутой березы. Меня провожает дяденька с ружьем. За меня не бойся».
- Михалыч… - прошептал он, - Михалыч, она пишет, что она у гнутой березы…
Он глянул на время отправки: 11-34. Часы показывали 11-52. Она написала это меньше двадцати минут назад! Они должны были встретить ее по дороге! Погодите, а какой дяденька с ружьем?
- Заклятый… - прошептал он и помертвел.
- Что? - спросил Михалыч.
- Михалыч, ты был прав! Ты сто раз был прав, а я, как дурак, смеялся над тобой! Он оборотень, я всегда знал, что он оборотень! Михалыч, она пишет, что ее провожает дяденька с ружьем! Ты понимаешь, что это значит? Это же мое ружье!
Берендей рывком развернул тяжелую махину мотоцикла на сто восемьдесят градусов, вскочил в седло и сорвался с места, так что из-под колес вылетел веер снежных комьев. Михалыч откинулся назад и схватился за коляску обеими руками. Берендей повернул, не снижая скорости, и мотоцикл чуть не завалился набок. И тут же затормозил.
- Слышь-ка, Егор…
Берендей его не слушал. Он спрыгнул с мотоцикла и бегом кинулся по дороге к дому, петляя с одной стороны на другую, чтобы не пропустить следов.
- Погодь. Я тебе что скажу. Да не бежи ты так, я старый уже!
Берендей остановился.
