Короче, в своей курии, или, в более широком смысле, при своем дворе, юный король показал, что уже постиг кое-какие секреты государственного управления. Открытый для всех, его двор был средоточием политической жизни. Там заседал совет и находились главные органы власти. Там присутствовали представители королевской фамилии, их слуги, светские и церковные магнаты, бароны и рыцари домена, а также клирики и парижские горожане — особенно те, что были настоящими специалистами в области финансов и денежного учета. Подумывал ли Филипп уже тогда, как бы исключить из своего окружения крупных светских вассалов? Возможно. Однако он придет к этому намного позднее. Напротив, епископы домена или настоятели больших королевских аббатств, парижских или провинциальных, вовсе не были нежелательны. Некоторые с давнего времени были королевскими клириками, другие — сыновьями верных сторонников, но большинство, благодаря королевскому благоволению, становились кандидатами, а затем избирались на церковную должность канониками или монахами
[75]. Однако в том случае, если ты не был угоден королю, прелатом становиться не стоило. Так, один аббат Сен-Дени понял, что ему следует уйти с должности после того, как он отказался дать большую сумму денег, которую от него требовал король Филипп. Монахи снова избрали своего прежнего приора, который пользовался благоволением короля и выступал как его кандидат.
Филипп очень скоро проникся идеей величия королевской власти и стал считать обеспечение ее суверенитета настоятельной необходимостью. Он желал освободиться от ошейника феодальных обычаев. Так, в 1185 году король решил, что не должен приносить оммаж никому в том случае, когда приобретает какой-нибудь фьеф. Заняв эту принципиальную позицию, он уже никогда с нее не сходил, и папская власть была вынуждена признать за ним эту привилегию.
На протяжении столетий короля Филиппа крайне восхваляли. В нем видели политика высокого полета, и это справедливо. Однако не будет ли преувеличением расценивать его как первого государственного деятеля среди Капетингов? Чтобы не ходить далеко — разве Людовик VI (1108—1137) не был великим королем? Действительно, Филипп подражал своему деду, но при этом дерзновенно превзошел его размахом своих достижений. Филипп II был знаком с идеями Сугерия, аббата Сен-Дени, привилегированного советника Людовика VI, автора сочинений «Жизнь Людовика VI» и «Об управлении». Кроме того, король вел беседы с шамбелланом Готье, который, находясь на службе у Людовика VII с 1151 года, хорошо знал Сугерия и оставался при дворе до самой своей смерти, наступившей в 1205 году. Благодаря этому Филипп был осведомлен о деятельности Людовика VI, которая почти во всем была предвестницей его собственной, включая борьбу против вассалов, королевскую поддержку Церкви, сельских и городских коммун, а также войну против короля Англии, прерываемую перемириями и кратковременными союзами.
Однако у Филиппа всё это было в ином масштабе. При Людовике VI ссоры с феодалами ограничивались пределами королевского домена. Напротив, Филиппу II пришлось противостоять владельцам великих фьефов королевства. Людовик VI давал привилегии церквям, городам и крестьянам только в своих графствах. В жизнь остальных частей королевства он вмешивался лишь эпизодически, тогда как его внук делал это часто, оказывая покровительство городам, епископствам и аббатствам, численность которых постоянно росла по всей стране. Наконец, во времена Людовика VI борьба против короля Англии имела в качестве театра военных действий лишь фьефы, ближайшие к домену, а при Филиппе II французско-английское соперничество сотрясало уже весь Запад.
Филипп видоизменил некоторые перспективные идеи Сугерия, который, конечно же, хотел обеспечить возрождение сильной королевской власти, но при этом оставался в плену феодальных представлений. Так, например, Сугерий признавал, что король Франции в некоторых случаях может приносить оммаж другим сеньорам
[76], чего Филипп никогда даже в мыслях не допускал. Короче, Сугерий был хорошим учителем, но его ученик во многом его превзошел, хотя и не писал политических трактатов. Вместо этого Филипп предпочитал на практике постигать искусство управления, не теряя времени в пустых дискуссиях о «добром», идеальном государе, который был бы должен подражать вымышленному образу Карла Великого, нарисованному писателями-моралистами в соответствии нравственными идеалами той эпохи. В XII столетии новые идеи в действительности были редкими. Едва ли можно назвать канонистов (знатоков церковного права), которые, размышляя о происхождении и авторитете закона, допускали, что великие вассалы могут законодательствовать в своих фьефах и вместе с королем обладают привилегией издавать законы для всего королевства
[77].
По правде говоря, король Филипп, который поневоле должен был признавать такие принципы всю свою жизнь, желал восстановить суверенитет королевской власти. Понятно, что он не мог открыто заявить о своем намерении. Он действовал постепенно, шаг за шагом добиваясь от вассалов принесения оммажа и выплаты рельефа, то есть выкупа за фьеф при его наследовании или продаже (чаще всего, сумма равнялась годовому доходу с владения). Разумеется, он восхищался Карлом Великим, который продемонстрировал свое могущество во многих случаях, но он также имел к нему и претензии, поскольку этот великий император подал пагубный пример, уступая земли и права частным бенефициариям, так как в противном случае не смог бы управлять своей огромной державой. Филипп желал именно восстановить права, которые королевская власть растеряла в течение нескольких веков, и в этом смысле он тоже был основателем новой королевской династии. С твердой решимостью он ставил перед собой цель возродить королевскую власть. Он создавал основу для государственного объединения, тогда как прославленный император посеял в своей державе семена распада. Несколько печальных опытов вскоре укажут Филиппу, какие трудности ожидают его на пути к цели.
Задачи и реальность
В 1184 году родственники Филиппа II со стороны его матери снова вошли в силу при дворе. Но они больше не претендовали на то, чтобы управлять королевством от его имени, ибо уже убедились на собственном опыте, что чрезмерная заносчивость легко может вызвать раздражение у недоверчивого юного принца, который испытывал жажду власти. Тем не менее, несмотря на всё это, Филипп остро нуждался в их поддержке. Поэтому королева Адель и ее братья с готовностью помогли Филиппу II, когда он пожелал поставить на место их противника, графа Фландрского, ибо это полностью отвечало их интересам. Однако они проявили намного меньше энтузиазма относительно другой части его политической программы, то есть борьбы против Плантагенетов.
Настоящий государственный муж, Филипп II без промедления реагировал на непредвиденные события. Но, подавляя мятежи и очаги сопротивления, постоянно возникавшие на протяжении долгого времени, он, тем не менее, не оставлял своих великих замыслов относительно расширения домена и ослабления главных феодальных семейств.
