— Взлет, так взлет, — щелкнул тумблером автопилота Кольцов. — Пора и нам за работу.
Никто не удивился его привычке говорить о собственной персоне во множественном числе. Ведь каждый понимал, что за словами командира стоит весь экипаж воздушного судна.
Тут же, словно моментальное эхо на весеннем лугу, перед ним, на главном бортовом дисплее пошла вся необходимая информация о метеорологических условиях. И тех, что существуют здесь, в международном аэропорту Шереметьево-2. И там, в Цюрихе, куда должны попасть через несколько часов.
Кольцов не суетился, вбирая в память градусы и проценты атмосферного давления. Знает, что и без его участия начнется все то, что положено в пассажирском рейсе. И действительно, пока он усваивал официальные сводки «небесной канцелярии», уже начался разгон лайнера по бетонной взлётной полосе.
Правда, глазами все в кабине еще косили и на стрелки приборов, и на самостоятельно поворачивающийся вокруг своей оси штурвал, но уже пора было привыкать к электронному помощнику и любое проявление недоверия к нему, считалась дурным тоном в любом подобном коллективе.
Только ни в одном кодексе не значился запрет на различные, самые неожиданные комментарии к происходящим событиям. И этим правом в полной мере воспользовался недавний пономарь-знаток взлётной азбуки.
— С тех пор, как автопилот взял на себя еще и взлет с посадкой, мы тут, в пилотской кабине, живое воплощение анахронизма, — удобно развалился в своем кресле Вадим. — Как ты думаешь, командир?
Его озорной взгляд коснулся профиля командира, все еще изучавшего погодные условия прохождения ими маршрута.
Ответ последовал незамедлительно:
— Как та обезьяна с палкой…
Это была явная домашняя заготовка. И не случайно оказалась она произнесена в столь, казалось бы, не подходящий для юмора, момент. Стала, судя по всему, результатом сюрприза давно хранимого авиатором в серых клеточках своего мозга. Или еще где из ограниченного перечня мест, куда могла поселиться вместительная память Сергея. Что называется, про запас. До лучших времён. И вот теперь она сыграла свою роль.
По невысказанному мнению Вадима, читаемому лишь по его разочарованной физиономии, стала откровением даже для такого как он — штатного острослова, который ожидал, откровения. Надеялся, что еще не знаком с грядущей шуткой. Ожидал что-то из разряда новинок, ранее не мусоливших уши любителям крепкого словца.
Того самого традиционного с давних времён простодушного юмора, что так и напрашивается гулять наружу, когда речь между образованными людьми, вот как сейчас, заводится о приматах. Смешных самих по себе существ, не по своей воле, а исключительно по учению педантичного доктора Чарльза Дарвина определённых предтечей всех, ходивших на своих двоих, или, вот как они, покоряющих высоту.
Только и на старуху бывает поруха. Здорово ошибся Прокопьев, когда столь откровенно проявил своё нетерпение немедленно услышать от командира завершение шутки:
— Что за обезьяна?
В ответ получил иное. Отголосок старого бородатого анекдота, не имевшего ни малейшего отношения к тому, что происходило в кабине пассажирского самолёта.
— Подопытный шимпанзе, которому нужно подумать, как банан с дерева той палкой сшибить, а он все еще пытается до него допрыгнуть, — серьезной миной сопроводил сказанное первый пилот. — Лучше думать, чем попусту говорить или подпрыгивать.
Смеяться тут было не над чем. А вот обиды, при желании, найдется целый воз и маленькая тележка. Если вовремя не сгладить получившийся эффект. О чём и побеспокоился Сергей:
— Что мы о нас, да о нас? — заявил он. — Лучше послушаем, как там в салоне? Всё ли в полном порядке?
Замечание оказалось вполне своевременным, поскольку они уже взлетели до крейсерского эшелона над облаками. Значит, пассажирам можно было оказать доверие, разрешив им расстегнуть привязные ремни и выслушать полётную инструкцию поведения в салоне повидавшего виды МС-21, когда-то при своём появлении в небе, получившем такую аббревиатуру от своего полного и не на шутку гордого не названия — «Магистральный самолет XXI века».
Мягкое нажатие пальцем кнопки на приборной доске тут же приятно оживило динамик внутренней связи, начавший транслировать милый голос старшей бортпроводницы:
–..Наш полет проходит на высоте 15 тысяч метров. Температура за бортом 52 градуса. Командир экипажа — Заслуженный летчик-космонавт, мастер-пилот высшего класса. Герой России — Сергей Кольцов. Второй пилот — Вадим Прокопьев…
Представление второго по значению члена экипажа оказалось не таким бравурным, как ему самому того хотелось. Улыбка исчезла с лица Прокопьева, невольно напомнив о чувстве зависти, что, наверняка, испытывал всякий честолюбивый гражданин, кому доводилось в счастливый миг оказаться рядом с «Заслуженным лётчиком-космонавтом».
— Опять Лариса развлекается, забавляет пассажиров, — вновь сработал кнопкой, но уже с противоположной целью Сергей. — Ведь говорил же ей не один раз, что ни к чему перечислять для публики все эти прошлые, не имеющие сейчас никакого значения, титулы.
— Не скажи, — обиделся Вадим за несправедливый укор в адрес их бесподобной на его взгляд, шеф-стюардессы Ларисы Кориной. — Любому приятно осознавать, что летит не с каким-то аэрофлотским хухры-мухры, спустившимся с высокой горы, а с самим, знаменитейшим на весь свет первооткрывателем Марса.
Это был ответный мяч в ворота вечного соперника в их споре острословов. Поскольку Прокопьев точно знал куда бить. Так что его, вроде бы невинное замечание, сделанное в защиту всеобщей любимицы, попало «в девятку». Заставила-таки суровое лицо знаменитости, никак не привыкающего к своей популярности в народе, покраснеть от лёгкого смущения.
— Ага, а потом еще долгой чередой и за автографом пойдут, как за бесплатным приложением к полету, — уже мягче, сдержаннее, словно коря себя за проявленную несдержанность, ответил товарищу покаявшийся командир. — Хорошо, хоть не прямо сюда в кабину потянутся с блокнотами, и не в полете…
Ровно год, как вернулся он из космоса, осыпанный лаврами участника первой успешной экспедиции на красную планету. И потому еще, действительно, не привык к внезапно нахлынувшей известности.
Да и не хотел привыкать. Особенно к вопросам насчет дальнейших планов. Уж они-то никого бы не обрадовали от того, что в тот знаменитый межпланетный вояж, ещё, когда только были на отдалённом подлете к Земле, что-то случилось в сознании Кольцова.
— Увидел планету, такую маленькую, беззащитную, ну как мать родную, и сказал себе — больше ее одну не оставлю, — серьезно, не обращая внимания на понимающие улыбки на лицах командования отряда космонавтов, заявил уже через несколько дней после окончания карантина. — Прошу отчислить меня на гражданку.
— Лучше в отпуск тебя, дорогой, отправим, — услышал Сергей в ответ. — В рабочий отпуск пиши заявление.
И, не откладывая дело в долгий ящик, в тот же момент пояснили своё, сделанное ему, столь неожиданное, но вполне справедливое и своевременное встречное предложение:
